Дэвид Марксон - Любовница Витгенштейна

Ср. в этой связи:

И осознав, что выпал, вовне и вниз, из Полноты, он попытался вспомнить, что же была Полнота.

И вспомнил, но обнаружил, что нем и не способен рассказать о ней другим.

Ему хотелось сказать им, как она устремилась к отдаленнейшим пределам и воспылала страстью вне его объятий.

Она мучилась великой мукой, и сладость поглотила бы ее, не достигни она предела и не остановись.

Но страсть длилась помимо нее и нарушала предел.

Иногда ему казалось, что он вот-вот заговорит, но молчание длилось.

Ему хотелось сказать: «Бессильный и женственный плод». (Фрагмент из пролога к «Страху влияния» Хэролда Блума цит. в пер. С. Никитина. — Примеч. пер.)

Этот фрагмент (с моим курсивом) из «Плеромы» Валентина 199 года н. э. представляет собой неоплатонический гностицизм, который послужил метафизическим контрапунктом для антиидеализма в «Трактате» и удачно демонстрирует амбивалентность Марксона в отношении того, является ли положение Кейт в конечном итоге подобным Елене или Еве.

Это сообщество — не что иное, как сексуальное общество, изображенное мужчинами, писавшими священные книги и эпосы, причем эти мужчины, в свою очередь, интерпретируются и преображаются Марксоном...

« Мир есть все то, что имеет место... Мир распадается на факты ».

В оригинале — каламбур, отсылка к поговорке «фамильярность порождает презрение». — Примеч. пер.

Очень классные рассуждения по этому поводу прослеживаются в книгах «How То Do Things with Words» («Как делать вещи/ дела при помощи слов») Джона Остина и «Must We Mean What We Say?» («Должны ли мы иметь в виду то, что говорим?») Стэнли Кавелла.

Ср. «ФИ», 1,23...

Тахионы, нарушения причинно-следственных связей и принцип суперпозиции существенно осложняют позицию Витгенштейна, к тому же в профессиональных журналах начинают появляться очень интересные материалы о тесной связи между временными идиомами обыденного языка и передовыми квантовыми моделями... но, в общем, вы понимаете, о чем речь.

Знаменитое и пресловутое Familienabänlicbkeiten (без шуток). См. «Голубая книга» (17, 87 и 124), «Философская грамматика» (75) или «ФИ» (1,67). Не менее знаменитые высказывания об играх и правилах есть в «ФИ» (1,65-88).

Здесь и далее «Философские исследования» цит. в пер. М. Козловой. — Примеч. ред.

«ФИ», I, 123. Это маленькое глубокое предложение означает приблизительно то, что мы сейчас и навсегда «здесь внизу» в языке, внутри него, на уровне первого этажа, и поэтому видим картину в целом не лучше, чем кто-то приземленный, в отличие от кого-то в воздухе, кто может посмотреть вниз на приземленного человека и землю вокруг него, различить формы на фоне других, более крупных форм, увидеть их как формы чего-то большего, а не просто как рельеф, лабиринт, мир, целое... приземленного человека.

Заметим мимоходом, что темы наречения-как-освобождения, присутствия-как-привилегии также сквозят во многих феминистических теориях, с которыми автор романа определенно знаком...

То есть она делает это ради ментального выживания, а не из интереса, надежды на признание или выгоды.

Я все жду, когда теоретики феминизма заговорят о разложении как текстуальном феномене; это была бы ироничная шутка с долей правды: «разложение» есть, в сущности, пассивная «деконструкция», которую скорее наблюдают, нежели осуществляют, и при этом читатель становится последним «отсутствующим» в постструктуральном тотеме отсутствия: одно из откровений повествования Кейт — это потрясающая сила писателя-как-свидетеля, крайне пассивного, неслышимого — возможно, именно это в большей степени, чем все остальное в моем последнем абзаце, составляет феминистическую вишну [vishna] скептицизма.

Я не стану тратить ваше время, расписывая, какая это превосходная инверсия когито и онтологического аргумента.

«Трактат», 6.54.