Дональд Бартельми - Мертвый отец

А вполне.

Неплохо.

Горчица есть?

В горшочке.

Там что-то.

Что?

Погляди.

Вытащи пальцем.

Мерзкий жучила какой.

Передай креветки.

А на десерт?

«Фиговые Ньютоны» [4] «Fig Newtons» — мягкое ванильное печенье с прослойкой первоначально только из фиников, впоследствии — самой разнообразной: клубничной, малиновой, черничной или яблочной; выпускается с 1891 г., сначала считалось средством для улучшения пищеварения. Названо в честь г. Ньютона, Массачусетс. .

Они удовлетворенно сидели вокруг скатерти, жуя. Впереди у них — обеденные костры людей. Ослабший трос на дороге.

Скоро там будем, сказал Мертвый Отец.

Четырнадцать дней или пятнадцать, сдается мне, сказал Томас. Если в нужную сторону движемся.

А есть сомнения?

Сомнения всегда есть.

Когда будем там и когда я весь обернусь его теплой желтизной, вот тогда-то и стану вновь молод, сказал Мертвый Отец. Я опять стану жилист.

Жилист! воскликнула Джули. Она запихнула кусок скатерти себе в рот.

Дорогая моя, сказал Томас. Он вытянул руку, которая сама собой и без всякого руководства схватила ее за одну привлекательную грудь.

Только не при нем.

Томас убрал руку.

Ты можешь нам сказать, спросил он, что натворил гусар? Которого повесили на дереве, мы видели чуть раньше по дороге.

Ослушался указа, сказал Мертвый Отец. Я забыл, какого.

А, сказал Томас.

Никто не смеет ослушиваться моего указа, сказал Мертвый Отец. Он хмыкнул.

Самодовольный какой, а? сказала Джули.

Есть немного, сказал Томас.

Самую малость, сказал Мертвый Отец.

Они с приязнью переглянулись. Три приязненных взгляда лучами прожекторов бродивши по креветкам.

Они всё собрали. Томас подал знак. Трос дернут. Солнце бездвижно. Деревья. Растительность. Дикий крыжовник. Погода.

Иногда я вам буду давать смахивать пыль, сказал Мертвый Отец. Обоим.

Спасибо, сказала Джули.

Когда я возьму или меня возьмет его чертов тонкий глянец, сказал Мертвый Отец, покажется, что все это было не напрасно.

Он умолк.

Даже трос.

Еще раз умолк.

Даже телепни, коих наняли вы тянуть трос.

Добровольцы, все до единого, сказал Томас. В восторге тебе служить. Носить твою ливрею.

Не важно. Когда прижму я его тонкие златые пряди к своей древней груди...

Боюсь, у него неоправданные надежды, сказала Джули.

Томас зашвырнул свой меч в кусты.

Так нечестно! воскликнул он.

Что нечестно?

Отчего мне так скверно? спросил он, озираясь во все стороны, словно бы ища ответ.

Ты заболел?

Не помешало б грудь соснуть, сказал Томас.

Только не при нем.

Они удалились из поля зрения Мертвого Отца, за изобилье купыря лесного. Джули уселась наземь и расстегнула блузку. Явились две дерзкие груди, левая чуть меньше правой, но по-своему столь же привлекательная.

Ах! произнес Томас сколько-то спустя. Соснуть грудь — с этим ничто не сравнится. Еще есть?

Пока жива, возлюбленный.

Томас попотакал себе далее.

Джули застегнула блузку. Рука об руку вышли они из купыря лесного, Томас отираючи себе щеки той рукой, что рукой об руку не была.

Малость обойден, сказал Мертвый Отец. Чуточку. Вот мне каково, в данный момент.

Страдай, сказал Томас, извлекая свой меч из кустов.

Исключен, сказал Мертвый Отец.

Это потому, что ты старый пердун, пояснила Джули. Старым пердунам много не перепадает.

Мертвый Отец вскочил на ноги и ринулся по дороге, получив сии сведенья. Окрест него трепеща златые одежды. Трос волочась.

Он трос стравил, сказал Томас.

Они ринулись следом. Когда его нагнали, застали ужасную сцену.

Мертвый Отец устроил бойню, в купе музыки и музыкантов. Первым он истребил арфиста, а затем серпентиста и стукача в погремушку, а также дудельца в персидскую трубу и того, что с индийской трубой, и того, что с иудейской трубой, и того, что с римской трубой, и того, что с китайской трубой из обитого медью дерева. А также того, что с тыквенной трубой, и того, у кого труба с кулисой, и того, у кого на голове кошачья шкурка и он играл на журчащем корну, и трех дудельцев в охотничьи рога, и нескольких дудельцев в раковины, и исполнителя на двойном авлосе, и флейтистов всех разновидностей, и пан-флейтиста, и фаготиста, и двух виртуозов игры на фазаньей свистульке, и волынщика с дзампоньей, у кого пальцы перебирали трубки сладостно для слуха, а между прочим и в передышке он истребил четырех фурфалыциков и шалмейщика, и дудельца в водонос, и клавикитериста, кой пред истребленьем своим был женщиною, и перебирателя теорбы, и без счета нервноперстых барабанщиков, равно как и архилютниста, затем же, молотя мечем своим сюдой и тудой, Мертвый Отец истребил щипца цитры, и пятерых лирников, и разнообразных мандолинщиков, и скрипача он тоже истребил, и пошеттиста, и псалтерионщика, и цимбалиста, и колесного лирника, и ребабника, и всяких литавристов, и треуголыцика, и десятка четыре сагатчиков, и художника по ксилофону, и двух гонгистов, и бийца в маленькое било, кто пал, не выпустив из рук железного молотка, и специалиста по трещотке, и маримбиста, и маракасиста, и сокольничего барабанщика, и шэнодуйца, и калимбиста, и укротителя позлащенного шара [5].

Мертвый Отец отдыхаючи, возложив обе руки свои на рукоять меча, крепко вогнанного в красную землю, исходящую паром.

Мой гнев, гордо произнес он.

Затем Мертвый Отец, вложивши меч свой в ножны, извлек из штанов своих древний свой хрен и помочился на мертвых артистов, порознь и совокупно, в полную меру сил — четыре минуты, сиречь одну пинту.

Впечатляет, сказала Джули, не будь они чистым картоном.

Дорогая моя, сказал Томас, ты к нему слишком сурова.

Я со всевозможным уваженьем к нему и тому, что он собою представляет, сказала Джули, двинемся ж далее.

Они двинулись.

Сельская местность. Цветы. Снежноягодник мягкий. Дорога с пылью. Пот выскакиваючи из потовых желёзок. Линия троса.

Прекрасные тут окрестности, сказала Джули.

Роскошные, сказал Томас.

Здорово быть живым, сказал Мертвый Отец. Вдыхать и выдыхать. Ощущать, как цапают и клацают мышцы.

Как твоя нога? спросил Томас. Механическая.

Несравненно, сказал Мертвый Отец. Великолепно, вот самое уместное слово. Вот бы мне две таких же, как левая. Старый Терпила.

Как она у тебя возникла? спросил Томас. Случаем или умыслом?

Последнее, сказал Мертвый Отец. В неохватности моей место было, необходимость была, для всякого опыта. Я, следовательно, постановил, что механический опыт есть часть того опыта, коему есть место в неохватности моей. Мне хотелось ведать то, что ведомо машинам.

Что ж ведомо машинам?

Машины трезвы, не жалуются, неизбывно действенны и работают беспрерывно в любой час на общее благо, сказал Мертвый Отец. Они грезят, когда грезят, об остановке. О последнем. Они...