Юхан Смуул - Эстонская новелла XIX—XX веков

— Да я сам втащу, чего уж… — возразил Карли.

И когда брат опять ненадолго удалился, Мирьям вдруг стала на удивление нежной и, покраснев, сказала:

— Я с восьми часов сидела под окном и ждала. И как только вы заиграли, я услыхала… и надоумила Карли.

— Ну да, так ведь и договаривались, — кивнул матрос. И прибавил, поскольку они были еще одни: — Я спал там, под скирдой, словно королевич. Не так уж и плохо было… а ты опасалась.

До вечера оставалось много времени, как-то нужно было скоротать его. Антс достал из своего рюкзака английские карты и початую бутылку заграничного вина. Бились в марьяж, беседа так и текла сама собой, помаленьку отпивали из рюмок — и вскоре почувствовали себя большими господами. Мирьям сидела на кровати и слушала, как во сне, порою даже забывая о том, что ей следует быть хитрой и осторожной. Весть о возвращении Антса быстро распространилась, и в комнату то и дело заходили все новые и новые знакомые парни. Правда, лишь немногие из них раньше дружили с Антсом, но нынче он стал героем дня, и все наперебой спешили обновить старые воспоминания. Вскоре появился и самый лихой забияка предместья — Яан, и разговор тотчас и надолго обратился к таким историям, в которых приходилось пускать в ход кулаки, боксерские перчатки или даже еще что-нибудь посолиднее.

Вот так и получилось, что жизнь здесь, на окраинной уличке, за которой уже начинались поля, проходила сегодня совсем в ином ритме, иначе, чем обычное неспешное бытие, тянувшееся дюйм за дюймом, короткими, почти неприметными шажками. И когда кончилось сладкое заграничное вино, тотчас принесли водки от ближайшего подпольного торговца, закуска ведь найдется, чего уж тут скряжничать.

Но вот подошел вечер.

— Ну как в ваших краях, разве нельзя малость повеселиться — потанцевать, спеть? — повторил свой вопрос отважный морской волк.

Еще бы! Конечно можно, им просто невдомек было, — хором, перебивая друг друга, отвечали парни, — надо сейчас же идти к риге Яанова отца, где в последнее время местная молодежь устраивает танцульки. Но, двинувшись по заросшей травою улице вниз к хуторским полям, парни вдруг к своему великому изумлению заметили, что их давно опередили: со стороны притулившегося среди пашен старого каменного строения, нарушая тишину воскресного дня, доносились веселые переливы гармоники, перезвон треугольника и буханье барабана, — там уже собрались гуляющие, и в полном оснащении.

Мало-помалу стало свежеть, солнце коснулось краем горизонта. Мирьям и моряк были очень нежны друг с другом и танцевали без передышки, чему, к счастью, никто не придавал значения. «Ведь должен же он с кем-то проводить время, этот прибывший издалека человек, который здесь всего лишь гость…» — так, наверное, думали собравшиеся. Братья Яана принесли с выгона молодых, пахучих, как в разгар лета, березок, а когда глиняный пол стал пылить, его полили из ведра водой. Если кто-нибудь, вспотев, хотел освежиться, то уходил непременно в паре — таков был кодекс местных приличий, поэтому не было ничего удивительного в том, что и моряк Антс побродил немного среди полей с Мирьям, сестрой Карли.

Во время игры в фанты кое-что случилось — первый в жизни Мирьям поцелуй; хитрец Антс вовремя спрятал за щеку монету, что переходила изо рта в рот, и не передал ее Мирьям с должной учтивостью.

— Что поделаешь, несчастье когда-нибудь да случается, — сказали игравшие и засмеялись давно известной всем шутке.

— Она должна отыскать монету… любым способом! — закричали парни.

И поскольку на гумно уже опускались сумерки близкого вечера, никто и не заметил во время этого забавного происшествия с монетой густой краски, разлившейся по лицу Мирьям, но сама-то девушка чувствовала, как она вся пылает… даже кончики ушей вспыхнули.

Снова потанцевали и снова вышли прогуляться. И в этом не было ничего дурного — ведь выходили освежиться на ветерок и другие пары. Мирьям и Антс шли и шли по узкому краю канавы, и, когда порядком удалились от гуменника, моряк просунул свою руку девушке под мышку. Ночь выдалась безлунная, но темнота все же была не бог весть какая — казалось, ее озаряло мягкое розоватое свечение, разливавшееся по бугристой поверхности туч.

Ноги стали уставать, и оба ненадолго присели прямо на росистую траву. Антс, конечно, не сплоховал: широким жестом сбросил с плеч пиджак и разостлал его для девушки.

— Милости просим, не то замочишь свое красивое платье, и мне будет неловко вспоминать об этом.

Мирьям, которая разглядывала мерцавшие здесь и там редкие точечки звезд, опустила глаза и спросила:

— Ну а вы, значит, скоро опять вернетесь на море?

Вместо ответа парень сказал:

— Послушай, не надо со мной так холодно — на «вы». Говори мне «ты», это гораздо… приятнее.

Воцарилось молчание.

— Приятнее? — прошептала наконец Мирьям.

— Конечно, а как же, — ответил парень.

И девушка сказала еще тише:

— Ты…

Мирьям была про себя уверена, что вот сейчас-то и должно что-нибудь произойти, — да, может ли все это дальше продолжаться в том же духе, так… однообразно? Но ничего не произошло, Антс просто закурил папиросу. И минуту спустя, опять глянув на небо, Мирьям повторила тот же вопрос, хотя и немного иначе:

— А когда уходит твой пароход?

На другой день вечером Мирьям возвращалась домой с подругами, и те опять делились между собою всевозможными секретами. Однако теперь их перешептывание сильно забавляло ее: что эти простушки воображают, уж не думают ли они, что она, Мирьям, ни капельки не разбирается в земных делах? Самой ей казалось, что за последние два дня она повзрослела, стала выше и даже пополнела; ходила она теперь самоуверенной походкой, расправив грудь, покачивая бедрами, как все взрослые молодые женщины.

В течение всего дня Мирьям думала лишь об одном — о своих отношениях с Антсом, матросом дальнего плавания. Да и могла ли она забыть, как они сидели вдвоем с любимым среди зеленых полей, как возвращались потом под утро, когда уже брезжил рассвет!..

Из набежавшей тучки брызнул дождик, и мелкий белый песок вокруг стал крапчатым. Но Мирьям не обращала на дождь никакого внимания, она лишь еще больше выпрямилась, переполненная пробудившимся в ней сознанием своей молодости и красоты; взять хотя бы вон того парня, который работает у садовника и который только что поздоровался с ней через улицу, — разве не посмотрел он на нее горящими глазами? Ну, прямо… прямо… словно волчонок! — несколько кокетливо подумала она. На минутку она представила, что скоро сможет стать замужней женщиной, которой уже все дозволено. И жизнь, и весь мир вдруг показались ей невероятно простыми: и чего в них особенного, право — надо лишь смело ухватиться за свое счастье, и все пойдет, как по маслу…