Мао Дунь - Избранное

Господин Линь качал головой и вздыхал. А Шоу Шэна вдруг осенило. Отложив в сторону палочки, он поднял чарку с вином, залпом осушил ее и сказал, усмехаясь:

— Вы слышали, хозяин, что сказал Асы? Теперь мы начисто распродадим все наши тазы и полотенца, мыло и чулки, зубной порошок и зубные щетки!

Господин Линь удивленно вытаращил глаза.

— Это для нас великий шанс, хозяин! Ведь у беженцев, я уверен, есть кое-какие деньги, и они, уж конечно, купят себе что-нибудь из предметов первой необходимости. Верно ведь? Так что не будем зевать!

Шоу Шэн налил себе еще чарку и залпом осушил ее. Он весь сиял. Приказчики, сообразив, в чем дело, от радости захохотали. И только Линь ничего не понимал. Последние неудачи лишили его смекалки.

— Зря радуешься! Тазы и полотенца есть и в других лавках, — сказал он с сомнением.

— Да у нас же их больше, чем у других! Вы что, забыли, хозяин? В «Юйчансяне» и десятка тазов не наберется, да и те завалящие. Нет, это дело нельзя выпускать из рук! Надо написать объявления и быстро их расклеить по всем четырем концам, а также там, где разместились беженцы… Где они остановились, Асы, не знаешь?

— Кто у родных живет, а у кого нет родных — пустые помещения снимают на шелкомотальной фабрике, в западной слободе, — ответил, просияв, Асы. Он был рад, что неожиданно оказал хозяину такую услугу.

Наконец и Линь понял. Он сразу приободрился и тут же набросал проект объявления с перечнем имеющихся в лавке предметов повседневного обихода — по грубому подсчету, получалось больше десятка названий. Следуя практике больших шанхайских магазинов, где покупателям предлагались «наборы товаров на один юань», он составил набор из таза, полотенца, зубной щетки и порошка, а в объявлении написал большими буквами: «Весьма умеренные цены. Наборы товаров на один юань». Красной и зеленой бумаги в лавке оставалось еще достаточно. Шоу Шэн разрезал ее на большие листы и, взяв кисть, принялся писать. Двое приказчиков и ученики торопливо хватали тазы, полотенца, щетки и порошок и упаковывали в наборы. Рук не хватало, и господин Линь позвал на помощь дочь: она писала, перевязывала и даже составила из разной обиходной мелочи еще несколько наборов ценой в один юань.

За хлопотами прошла почти вся ночь — кончили лишь к пятой страже [58] Пятая стража — время с трех до пяти часов ночи. . Когда наутро под треск хлопушек открылись двери лавок, у Линя снова все преобразилось. Написанные ночью объявления еще до рассвета были расклеены в разных местах. У шелкомотальной фабрики в западной слободе объявления расклеивал сам Шоу Шэн. Они вызвали у живших на фабрике беженцев настоящий переполох: все сбежались, приняв их за сводку последних новостей.

Госпожа Линь, поднявшись в пятую стражу, зажгла перед фарфоровой богиней курительную свечку и, ползая по полу, долго отбивала поклоны. О чем только она не молилась! Даже о том, чтобы богиня продлила войну и ниспослала побольше беженцев…

Все шло как по маслу — именно так, как и предвидел Шоу Шэн. В день открытия послепраздничной торговли только у Линя дела обстояли отлично; к четырем часам пополудни он, сам того не ожидая, наторговал на сто с лишним юаней — эта была рекордная выручка в городке за последние десять лет. Наибольшим спросом, естественно, пользовались «наборы за один юань», но и заграничные зонтики, и галоши тоже пошли в ход. А как приятно было торговать! Пусть беженцы, а все же это были шанхайцы. Они не мелочились, как крестьяне или местные жители, покупали сразу, едва взглянув на вещь, и тут же расплачивались наличными, не привередничали, не требовали скидки.

Всякий раз, как Минсю, радостно возбужденная, влетала в комнату, чтобы похвастать новыми успехами, госпожа Линь подползала к фарфоровой статуэтке и отвешивала поклоны. Хорошо бы выдать дочь за Шоу Шэна — только слишком уж велика разница в летах! Он частенько поглядывал на семнадцатилетнюю хозяйскую дочку, которая расцвела на его глазах…

Одно только омрачало радость господина Линя: меняльная контора, нисколько не щадя его репутации, прислала своего человека, который забрал восемьдесят процентов всей дневной выручки. Кроме того, неизвестно по чьему наущению, явились его пайщики — Чжу Саньтай, Чэнь Лаоци и вдова Чжан — и потребовали вперед свои проценты, заявив, что им «нужны деньги на пропитание». И не только проценты, но и часть вклада! Впрочем, была и приятная новость: кто-то сказал, что прибыла еще одна партия беженцев…

Желая как-то отблагодарить приказчиков, господин Линь добавил на ужин два мясных блюда. Все восхищались талантами Шоу Шэна. Но радость господина Линя была несколько омрачена: отдать пайщикам вклады — в начале года это не предвещало ничего хорошего.

— Да что они понимают, эти трое! — с досадой сказал Шоу Шэн. — Их наверняка кто-то науськивает!

И он указал на ту сторону улицы. Господин Линь кивнул. Именно потому, что эти трое ничего не смыслят, с ними трудно сладить: старик и две несчастные, одинокие женщины; добром с ними не договоришься, прибегнуть к строгости — тоже нельзя. После долгих раздумий Линь решил, что придется, видимо, сходить к председателю торговой палаты, попросить его, чтобы тот сам потолковал с этими недотепами. Шоу Шэн одобрил его намерение.

После ужина, подсчитав дневную выручку, господин Линь отправился к председателю торговой палаты.

Узнав о причине визита, председатель обещал помочь. При этом он расхваливал коммерческие таланты господина Линя, выразив уверенность, что фирма не только выстоит в борьбе со всеми трудностями, но и добьется преуспеяния. После чего, поглаживая подбородок, вдруг усмехнулся и, наклонившись к визитеру, сказал:

— Есть тут одно дельце, давно собирался вам сказать, да все как-то не представлялось случая… Начальник городского управления господин Бу, уж не знаю где, видел вашу дочь, и она ему приглянулась… Начальнику под сорок, а у него еще нет потомства: две женщины в доме — и ни одна не рожает. Если бы ваша дочь родила ему сына, он сделал бы ее госпожой начальницей. Тогда и я был бы облагодетельствован его милостями!

Господину Линю и во сне не снилась такая закавыка — в растерянности, он слова не мог вымолвить. А председатель продолжал вполне серьезно:

— Мы старые друзья и обо всем можем говорить начистоту. По прежним понятиям, это может показаться не совсем пристойным — да и то, как еще посмотреть. Нынче же, если только ваша дочь согласится, все сочтут это вполне приличным. И раз уж господин начальник возымел такое желание, ответить ему отказом — значило бы навлечь на себя кучу неприятностей. Соглашайтесь — тогда по крайней мере у вас будет надежда на будущее. Я хорошенько все это продумал, потому и говорю с такой уверенностью.