Мао Дунь - Избранное

— Хозяин, — тихо сказал Шоу Шэн, — забирайте барышню и уезжайте! Иначе хозяйка не успокоится! Она боится, что дочь похитят…

Линь кивнул головой, все еще не зная, на что решиться.

Послышался плач Минсю. Линь и приказчик бросились наверх — но навстречу им вышла госпожа Линь с пакетом из плотной бумаги в руках.

— Зайдите ко мне и выслушайте, что я скажу, — сказала она, возвращаясь к себе в комнату.

— Вот здесь мои сбережения. — Она указала на пакет. — Двести с лишним юаней. Половину возьмите себе! Минсю я отдаю за Шоу Шэна. Завтра вы с отцом уедете, а я пока останусь здесь, и Шоу Шэн со мной. Мне уже недолго осталось. А теперь поклонитесь мне, чтобы я была спокойна! — Госпожа Линь взяла за руку Минсю и Шоу Шэна.

Они поклонились и, покраснев, потупились. Взглянув украдкой на Минсю, Шоу Шэн увидел на ее залитом слезами лице улыбку.

Господин Линь вздохнул с облегчением.

— Ну и отлично, так тому и быть. Но раз уж ты остаешься, Шоу Шэн, смотри — будь осторожен!

Лавка Линя закрылась, и весть о бегстве хозяина разнеслась по всему городу. Меняльная контора «Хэнъюань» первая опечатала остаток товаров. Приходорасходных книг ни одной не нашли, как ни искали. Шоу Шэн, больной, лежал в постели. От госпожи Линь ничего нельзя было добиться — она только оглушительно кашляла, как из пушки палила, сморкалась и плакала. Да и что возьмешь с женщины?

Часам к одиннадцати собравшаяся в лавке толпа подняла неистовый шум. Контора «Хэнъюань» спорила с другими кредиторами из-за дележа остатков. Лавка была пуста — но за счет стоимости инвентаря кредиторы еще могли бы вернуть до семидесяти процентов долга, однако каждый норовил урвать для себя девяносто, а то и все сто. У председателя торговой палаты даже язык заболел от уговоров, но все было напрасно.

Наконец явились двое полицейских. Они встали у дверей с дубинками в руках и начали покрикивать на сбежавшихся зевак.

— Почему меня не пускают? У меня там триста юаней вложено! Весь мой капитал! — шамкая беззубым ртом, кричала полицейскому госпожа Чжу Саньтай, трясясь всем телом и пытаясь протиснуться сквозь толпу. На лбу у нее вздулись жилы с мизинец толщиной.

Тут она увидела вдову Чжан с пятилетним ребенком на руках — та тоже умоляла полицейского впустить ее. Полицейский покосился на вдову и, делая вид, что ласкает ребенка, погладил женщине грудь.

— Тетушка Чжан! — задыхаясь, крикнула Чжу Саньтай и, энергично жуя сморщенными губами, присела на ступеньку каменного крыльца.

Вдова обернулась на голос, а полицейский грубо захохотал:

— Чего вертишься! Стояла бы спокойно — я бы и дальше полез!

Зеваки загоготали. А женщина, сделав вид, что ничего не понимает, глотая слезы, шагнула вперед и увидела сидевшую на крыльце госпожу Чжу Саньтай. Вдова бухнулась рядом с ней на ступеньку и зарыдала в голос.

— Отец Ада! На кого ты меня покинул? — запричитала она сквозь слезы. — Знал бы ты, как мне тяжко! Третьего дня три года сравнялось с тех пор, как тебя убили разбойники-солдаты… А хозяин Линь — чтоб у него ни сыновей, ни внуков не было! — обанкротился, пропали мои полтораста юаней, которые я вот этими руками заработала, как в воду упали — даже не булькнули! У бедняков житье горькое, у богачей сердце лютое…

Глядя на мать, заплакал и ребенок, женщина прижала его к себе и зарыдала еще горше.

А Чжу Саньтай, уставившись в одну точку воспаленными, глубоко запавшими глазами, твердила, как одержимая:

— У бедняка — одна жизнь, и у богача тоже одна. Буду драться за свои денежки насмерть!

Из лавки, весь побагровев, выскочил Чэнь Лаоци. Проталкиваясь сквозь толпу, он обернулся и крикнул:

— Грабители! За все ответите! Чтоб вас всех сжег и испепелил огонь небесный и огонь земной! И пусть я все это своими глазами увижу! Если убытки — так поровну, все поделить по-честному, до последней скорлупки!

Продолжая сыпать проклятьями, Чэнь Лаоци увидел на крыльце госпожу Чжу Саньтай и вдову Чжан.

— А вы чего здесь сидите да хнычете! Они там уже все добро поделили! Разве одной глоткой перекричишь полтора десятка чужих? Эти бандиты знать ничего не желают, одно твердят, что наши деньги не в счет!

Притихшая было вдова снова разрыдалась. Подошел полицейский, дотронулся дубинкой до ее плеча.

— Эй! Чего ревешь? Ведь кормилец твой давно помер! Может, кого другого оплакиваешь?

— А ну, заткнись! Нас тут ограбили, а ты, мерзавец, с бабами заигрываешь! — яростно крикнул Чэнь Лаоци и оттолкнул полицейского. Тот вылупил глаза и замахнулся дубинкой. В толпе послышались крики и ругань.

Подошел второй полицейский, оттащил старика и сказал:

— Опять скандалишь? А зря! Враги мы тебе, что ли? Нас торговая палата прислала охрану нести. Ничего не поделаешь — служба такая!

— А ты жалобу подай в комитет гоминьдана! — посоветовал кто-то. Чэнь Лаоци узнал голос известного всей улице бездельника — монаха Лу.

— Сходи, сходи! Послушай, что они скажут, — кричали наперебой из толпы. Но полицейский, взявший на себя роль миротворца, только усмехнулся и, взяв старика за плечо, сказал:

— Лучше не лезь на рожон. Ничего ты там не добьешься! Вот погоди, вернется Линь — с ним и рассчитаешься. Уж он не увильнет!

Чэнь Лаоци стоял, насупившись, не зная, на что решиться. Потом взглянул на Чжу Саньтай и вдову Чжан.

— Сходить, что ли? Ведь они вечно кричат о защите бедняков!

— Верно! — снова раздался голос в толпе. — Линя за то и арестовали — чтоб не сбежал с чужими денежками!

И, словно подчиняясь какой-то силе, Чэнь Лаоци и обе женщины в сопровождении толпы зевак направились к комитету гоминьдана. Вдова Чжан всю дорогу рыдала, проклиная разбойников-солдат, убивших ее мужа, ругала хозяина Линя (чтоб ему ни сыновей, ни внуков!) и злющего, как пес, полицейского…

Вход в комитет охраняли четверо полицейских с дубинками в руках. Не успели люди приблизиться, как полицейские закричали:

— Убирайтесь прочь! Подходить не разрешается!

— Мы с жалобой пришли, — крикнул Чэнь Лаоци, — лавка Линя лопнула, как нам теперь получить свои деньги?

Из дверей выскочил рябой и что-то злобно крикнул. Но полицейские пока что ограничивались угрозами. Толпа зашумела. Тогда рябой яростно завопил:

— Олухи непутевые! Нам, что ли, разбираться в ваших делах?! Не разойдетесь — откроем огонь!

И, затопав ногами, приказал полицейским пустить в ход дубинки. Чэнь Лаоци первому досталось несколько ударов…

Началась паника. Старуха Чжу Саньтай упала. Вдову Чжан, в суматохе потерявшую туфлю, сшибли с ног и чуть не растоптали. Насилу она поднялась на ноги, выбежала на дорогу — и только тут обнаружила, что ребенка с ней нет. На подоле алели капельки крови…

— Ой! Сокровище мое! Радость моя! Бандиты людей убивают! Спаси нас, владыка небесный!