Мао Дунь - Избранное

— Что? Э…

Господин Ли и верил, и не верил. Только теперь ему стало ясно, почему в то время, как он с женой и детьми сбегал с верхнего этажа в гостиную и лежал на полу, со всех сторон раздавались выстрелы, и казалось, отрезаны все пути спасения. Оказывается, его дом очутился между двух фронтов! Немного успокоившись, господин Ли сказал с невольным вздохом:

— Значит, дело осложняется! Японцы так просто не уступят…

— Тогда будем их бить, проклятых!

Едва Асян договорил, как тишину нарушили два выстрела и тут же, словно в ответ им, еще несколько. От испуга господин Ли замер на секунду, но тут же присел. Ноги у него дрожали. Он услышал, как Асян громко разговаривает сам с собой:

— Ха! Опять стрелять? У, смерти на них нет! Бейте их, бейте!

Снова наступила тишина. Господину Ли показалось, что эта зловещая тишина давит на сердце, как стальная плита. Он начал подвигаться к двери, думая, что самое лучшее сейчас — спуститься и поговорить с женой о том, как они завтра покинут этот дом. Он уже хотел привстать, но резкий порыв ветра заставил его снова опуститься на корточки. В этот самый момент с севера донеслась пулеметная очередь. Барабанные перепонки господина Ли едва не лопнули, хотя уши его были прикрыты шляпой с густым ворсом. Значит, стреляют очень близко, а его площадка, как назло, обращена на север! Весь в холодном поту, господин Ли сидел, не смея шевельнуться и в то же время сознавая, что сидеть так — значит ждать смерти. Вдруг где-то совсем рядом раздался оглушительный грохот. Господин Ли схватился за голову и подпрыгнул, но тут же как подкошенный свалился на пол. Ползком он наконец добрался до двери, соскользнул по приставной лесенке, издал стон и на миг потерял сознание.

— Отец Ада́! О-о-о!

Донесшийся снизу плач возбуждающе подействовал на нервы господина Ли. Он сразу же очнулся; пальба прекратилась. Лишь изредка доносились выстрелы. Господин Ли пощупал голову, убедился, что она цела, и кубарем скатился по лестнице. У нижнего ее конца навстречу ему бросилась горестно причитавшая супруга. Господин Ли обнял ее и усадил на ступеньке рядом с собой.

— Отец Ада́! Что с тобой? Куда тебя ранило?

— Все в порядке, — дрожащим голосом ответил господин Ли. В душе его, точно клоп в щели, засел вопрос: как они завтра выберутся отсюда?

Перед самым рассветом старшие дети уснули, свернувшись калачиком. Зато двухлетний малыш, которого мать держала на руках, болтал без умолку: ему явно нравилась эта необычная постель.

На дворе звонко запел петух, которого держали для встречи Нового года [61] Новый год (по лунному календарю) — любимый традиционный праздник в Китае, обычно приходится на конец января — начало февраля. .

Господин Ли лежал на спине, широко раскрыв красные от бессонной ночи глаза, и, насупив брови, молчал.

За входной дверью ни на секунду не прекращался шум шагов. У господина Ли и его домочадцев, лежавших на полу, от непрерывных сотрясений разболелась голова. Гомон толпы то приближался к дверям, то удалялся.

Госпожа Ли, не выпуская из рук сынишку, села и принялась раскачиваться, не обращая внимания на болтовню ребенка. Затем она повернулась к господину Ли и спросила:

— Отец Ада́, нашел ты какой-нибудь выход?

— Рассветет — пойду на разведку. Наверняка хоть по одной улице можно будет выбраться, — понизив голос до шепота, ответил господин Ли и вздохнул. Он повернулся к жене и сказал с горькой усмешкой:

— Опять целый час ничего не слышно, может, сегодня помирятся — английский или американский консул выступят с посредничеством, и очень даже возможно, что драться перестанут.

— Ты вчера все твердил: не будут драться, не будут! А вечером что творилось!..

— Тогда, как только рассветет, переедем в сеттльмент и поживем там несколько дней.

Утешая таким образом жену, господин Ли прикидывал, во что обойдется каждый день в гостинице на территории сеттльмента; двое взрослых, трое детей — пожалуй, достаточно будет маленького номера за юань с небольшим. На еду тоже, наверное, уйдет около юаня. У него еще оставалось шестьдесят юаней — на десяток дней с грехом пополам хватит. Но разве станут они драться целых десять дней в Шанхае, в этом интернациональном городе, на который обращены взоры всего мира? Господин Ли не мог в это поверить. Однако ничего не сказал — вчерашние пророчества подорвали доверие к его словам.

Пораскинув умом, господин Ли немного успокоился и, чувствуя себя совершенно разбитым после бессонной ночи, забылся в дремоте.

Но не прошло и десяти минут, как он очнулся. Со двора доносились крики, над самой головой что-то гудело и громыхало. Господин и госпожа Ли испуганно поглядели друг на друга — надвигалось новое, непонятное бедствие. Мимо дверей пробежали какие-то люди, громко крича: «Японцы бомбы бросают! Прячьтесь! Прячьтесь! Где увидят толпу, туда и бросают!»

Теперь топот бегущих слышался всюду — и впереди, и позади. Затем совсем рядом что-то стукнуло — раз, другой, третий: это люди со всего размаха натыкались на ворота и на задние двери. Решив, что поблизости рвутся бомбы, супруги Ли посинели от страха.

Гул меж тем все приближался, казалось, самолет уже кружится над головой. Весь двор словно вымер, лишь с высоты, приближаясь и вновь удаляясь, назойливо трещал самолет. Супруги сидели на циновке, спиной друг к другу; малыш удивленно раскрыл глаза и вытянул шею — он тоже слушал. Старшие дети по-прежнему крепко спали. Вся семья была вместе. Господин Ли вдруг подумал, что стоит сейчас бросить бомбу, и… Дальше думать он не мог — кровь леденела в жилах.

Рассвело, но солнце еще не взошло. Ночью лил дождь, и сейчас небо было похоже на бледно-серый занавес. Самолет, по-видимому, улетел далеко, гул едва можно было уловить, и вскоре его совсем не стало слышно. Господин Ли облегченно вздохнул и снова прислушался: пулеметных очередей, которые так перепугали его ночью, и орудийных залпов тоже не было слышно. Зато вокруг усиливался людской гомон, а у дверей опять затопали шаги.

«Что же делать? Хоть бы узнать, можно ли пройти по улицам», — подумала госпожа Ли и обвела взглядом детей.

— Как бы там ни было, а выйти придется! Никто сюда не придет к тебе с сообщением.

С этими словами господин Ли встал, взглянул на жену, как бы испрашивая ее согласия, погладил рукой свой поношенный халат, подбитый овчиной, и направился к выходу. Поняв, что ничего другого не придумаешь, госпожа Ли промолчала и лишь вздохнула, закрыв глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

Господин Ли не рискнул отойти далеко и лишь ходил взад-вперед по проходному двору. Вчера соседи, так же как и господин Ли, не собирались покидать своих домов, сейчас же многие уходили, неся детей и узелки с вещами. По слухам, улица Храма Солнца еще была свободна. У господина Ли порядком отлегло от сердца. Он подошел к воротам. Они были заперты, открытой оставалась лишь калитка. За воротами стояли двое полицейских. Они каждый раз поднимали голову и всматривались в небо. Через калитку то и дело выходили люди, но почти никто не входил. Через улицу по двое, по трое переходили люди, по виду беженцы.