Мао Дунь - Избранное

Фан Лолань то одной, то другой рукой суетливо вытирал со лба пот и сам себе повторял:

— Без военной силы ничего не выйдет! Без военной силы ничего не выйдет!

Вдруг раздался какой-то грохот. У всех замерло сердце. В комнату быстро вбежал привратник и растерянно прошептал:

— Пришли, пришли. Колотят в ворота, что делать?

Действительно, послышались удары, подобные грохоту барабанов. Прибежал, словно влетел, караульный. Видимо, хулиганы уже ворвались в ворота. От громких криков глухо дребезжали оконные стекла. Старый пол в комнате дрожал: это у нескольких почтенных деятелей партии тряслись коленки.

— Скоро прибудет отряд охранников! Нужно только продержаться минут пять — десять, и все будет хорошо, — торопливо проговорила вновь появившаяся Сунь Уян.

Тут только все вспомнили, что она ушла вызывать по телефону на помощь солдат. Слова «отряд охранников» подействовали успокаивающе, и все словно ожили.

Фан Лолань закричал караульному и привратнику:

— Почему вы стоите? Скорей забаррикадируйте дверь!

— Завалите дверь столами и стульями! — добавил Линь Цзычун.

— Нужно продержаться всего пять минут! Пошли, потащим стол! — вдруг оживился Пэн Ган и схватился за длинный стол, стоявший в зале заседаний. Несколько человек взялись ему помогать.

Зловещие крики за воротами сменились беспорядочной руганью и шумом потасовки. Стол уже вытащили из зала, как вновь прибежал привратник и, как и в первый раз, прошептал:

— Не бойтесь! Пришли пикетчики! Это они расправляются за воротами с хулиганами.

Все облегченно вздохнули.

«Бах! Бах!» — вырвались из бурлящего гомона гулкие выстрелы. Появился отряд охранников, и хулиганы разбежались.

Через полчаса все стало ясным. Оказалось, свыше трех десятков хулиганов, вооруженных топорами, кольями и железными прутьями, после нападения на женский союз двинулись глухими улицами громить комитет партии. В женском союзе они схватили трех стриженых женщин: одну служанку и двух активисток. По пути поймали пять-шесть бойскаутов и всю дорогу избивали. Когда подошли к воротам комитета партии, избиваемые были еле живы. Затем пикетчики разогнали хулиганов, несколько было арестовано.

Этот мятеж, конечно, был подготовлен тухао и лешэнь. Однако он, несомненно, имел связь и с Ху Гогуаном. Среди арестованных оказался парень лет восемнадцати-девятнадцати. Люди признали в нем Ху Бина — сына Ху Гогуана. Он не скрывал своего участия в бесчинствах и еще похвалялся, что у бокового входа в женский союз изнасиловал красивую женщину.

— Хэ! Завтра-послезавтра придет большая армия, и стриженые бабы будут изнасилованы до смерти, а всех из партийного комитета расстреляют. Сегодня нам не повезло. Завтра же вы будете в проигрыше, — бахвалился этот молодчик, идя в камеру бюро общественной безопасности.

Во второй половине дня больше тысячи крестьян из близлежащих районов пришли в город и вместе с приказчиками и рабочими устроили массовый митинг. Они арестовали Линь Бупина из профсоюза приказчиков, подозревая, что он сторонник Ху Гогуана, и потребовали немедленного расстрела задержанных утром хулиганов. Но уездный комитет партии не выразил никакого мнения по этому вопросу и даже не прислал своего представителя выступить на митинге.

Линь Цзычун говорил Фан Лоланю:

— Насколько жестоки тухао и лешэнь! Они по очереди изнасиловали трех женщин, которых схватили в женском союзе. Затем содрали с них платье, проткнули груди проволокой и протащили от женского союза до партийного комитета. И лишь здесь убили их, заколотив колья в половые органы. Ты сам видел эти трупы. Разве можно не расстреливать этих хулиганов? Комитет партии должен одобрить требование народа и отстоять его перед полицейским управлением.

Однако Фан Лолань лишь с кислым лицом кивал головой. У него было необычайно смутно на душе. Три окровавленных голых женских трупа всплыли перед его взором. Их выпученные ненавидящие глаза неподвижно глядели на него. Ему стало страшно, и он зажмурился. Тотчас злобные крики хулиганов зазвучали в его ушах. Одновременно какой-то тихий, но настойчивый голос в его душе говорил: «За новогодние события нужно расплачиваться! Вы отнимали у других имущество, сеяли между людьми вражду, а сейчас пожинайте плоды своих деяний! Вы заставляли людей метаться в поисках спасения и вынуждали их к отчаянному сопротивлению. Ты ведь знаешь, как отбивается затравленный зверь? Своими рассуждениями о тухао и лешэнь вы породили бесчисленное множество новых врагов. Вы прогнали тухао, но заменили их новыми кровопийцами, которые прикрываются флагом революции. Вы хотели свободы, а результатом явилась тирания. Если даже суровые методы подавления принесут успех, снова возникнет деспотия, во власти которой вы не хотите быть. Нужны великодушие и справедливость. Только они смогут прекратить эту страшную вражду. Какая будет польза от того, что вы сейчас расстреляете нескольких человек?! Наоборот, это вызовет лишь более лютую ненависть».

Фан Лолань печально вздохнул, подавляя внутренний голос. Он раскрыл глаза и увидел, что на него пристально смотрят маленькие глазки Линь Цзычуна. Вдруг они задвигались, черное поплыло вверх, а белое — вниз, и образовались два странных круглых тела. О, да это две головы. Они очень похожи на стриженые головы окровавленных женских трупов. Слова: «Стриженые бабы будут изнасилованы до смерти» — вновь прозвучали в ушах Фан Лоланя. Он сжал зубы, и на губах его невольно появилась горькая усмешка.

Внезапно оба лица исчезли, и снова видны были лишь два круга.

Но вдруг опять все задвигалось. Черное быстро отделилось от белого, и возникли как бы две разноцветные облавные шашки. Из шашек вылетело множество предметов, напоминавших наконечники стрел. Они нагромоздились перед Фан Лоланем, словно две горки. Тут стало ясно видно, что обе горки состояли из бесчисленного количества глаз, пристально глядевших на лежащие в центре три изуродованных женских трупа. Глаза одной горки выражали ненависть и скорбь, глаза другой — безразличие, холодность или радость. Длинный пояс, напоминавший кирпичную стену, быстро окружил обе горы, и те вдруг рухнули, превратившись в разноцветные половинки. О! Две разные половины городка!

Вновь до слуха Фан Лоланя донесся тайный голос: «Ты говоришь, что все это действия реакции, что это жестокое убийство? А ведь половина городка радуется!» Фан Лолань неожиданно вздрогнул, и с губ его слетел горький вздох. Наваждение рассеялось. Он увидел, что стоит один: Линь Цзычун ушел. С необычной тяжестью на сердце Фан Лолань побрел домой.

Вечером госпожа Фан после печального раздумья сказала мужу:

— Завтра опять что-нибудь случится, Лолань! Неплохо бы Фанхуа отправить к тете.