Мао Дунь - Избранное

Подул холодный ветер, и госпожа Фан невольно съежилась. Кошмар прошел. Вокруг по-прежнему был заброшенный буддийский храм. Она успокоилась.

Осматривая голые стены, она только сейчас поняла, что Фан Лоланя и Сунь Уян здесь нет. Она медленно встала и, выглянув за алтарь, заметила Фан Лоланя и Сунь Уян, стоявших позади гранатового дерева с густой листвой. Они тихо разговаривали, словно о чем-то советовались или спорили.

В душе госпожи Фан закипела ревность. Она шагнула вперед, но затем повернула обратно и вяло опустилась на прежнее место. Позор! Страшный позор!

«Если бы она давно послушалась советов Чжан, не было бы сегодняшнего позора!» — горько думала госпожа Фан, глубоко сожалея о своей нерешительности.

Она почувствовала, что в глазах у нее замелькали искры, а тело словно закачалось на волнах. Ей показалось, что она превратилась в маленького паука, сиротливо висящего и безвольно раскачивающегося в беспредельном пространстве.

…Ее паучьи глаза увидели, что эта печальная молельня представляет собой старинное огромное сооружение. Из трещин керамики высовывались отвратительные чудовища. Огромные балки угрожающе шатались. Потемневшие камни основания стен стонали, словно под невыносимой тяжестью.

Вдруг раздался страшный грохот, будто обрушилось небо и разверзлась земля. Это рухнуло древнее здание. Пыль взвилась в небо. Битый кирпич, осколки черепицы, расщепленные балки, обломки стропил, грязь разметались во все стороны и пали на землю, издавая громоподобный гул, напоминающий предсмертный вопль и хрип…

…Над только что образовавшимися развалинами появился черный дым, который поднимался и расстилался вокруг, сплошь покрывая груду старья и гнили. Из клубящегося над руинами дыма наперебой выскакивали маленькие существа различного цвета и вида. Они постепенно росли и превращались в лица. Госпожа Фан увидела среди них Фан Лоланя, Чэнь Чжуна, Чжан…

…Вдруг потухающая зола древнего здания поднялась в воздух. Там она собралась в тучу, затем, точно летний ливень, обрушилась на маленькие существа. Те убегали, падали, из последних сил боролись, сопротивлялись. Все стремительно и беспорядочно кружилось, превращаясь в причудливый пестрый клубок. Из него стало вырисовываться черное облако, которое то росло, то уменьшалось. Наконец оно заполнило все вокруг, и свет померк.

Госпожа Фан с протяжным стоном упала на землю.

Перевод Е. Серебрякова.

Эти сумбурные, беспорядочные записи найдены в самом дальнем углу одного из бомбоубежищ Чунцина, в узкой щели, в стене. Имя девушки, писавшей дневник, неизвестно. Возможно, ее уже нет в живых. Были спрятаны записи нарочно, или их попросту забыли, или с автором случилось несчастье — трудно сказать.

В дневнике я нашел две фотографии: юноши и девушки. Юноша — наверно, часто упоминаемый в дневнике К., а девушка — Пин, друг К. и однокашница автора записей. Книжечка в изящном переплете из набивного ситца, между страницами — засушенные лепестки розы: девушка, видимо, очень дорожила своим дневником.

Все записи датированы, имена сокращены или зашифрованы. Почерк то каллиграфически четкий, то небрежный. Помарок в тексте нет, лишь в трех местах почему-то встречаются пропуски. В одном месте чернила расплылись, видимо, от слез. И хотя некоторые иероглифы невозможно прочесть, смысл ясен. Поэтому я решил опубликовать дневник в том виде, в каком я его нашел.

Увы! Безбрежное море жизни кишит оборотнями и дьяволами, и молодые люди не в силах противостоять их злым чарам. Это причиняет им невыразимые страдания, но они молчат, затаив жгучую ненависть.

Я рискую опубликовать дневник неизвестного автора исключительно для того, чтобы наши общественные деятели, которых по-настоящему волнует судьба молодежи, знали, как тяжко ей приходится: жизненные лишения и невозможность учиться усугубляются еще и моральными муками.

Прошу автора быть снисходительной к моей бесцеремонности, если же, к несчастью, ее уже нет в живых, желаю ее душе полного успокоения.

Я привел записи в порядок, переписал начисто и думаю, что настало время их опубликовать. Озаглавил я их словом «Распад». Пожалуй, оно достаточно точно характеризует все то, что пришлось пережить автору.

М а о Д у н ь

Лето 1941 года, г. Сянган

15 сентября

Трудно передать, как я страдаю, но некому рассказать об этом. Так хочется излить душу, но не с кем поделиться.

Прошлое причиняет невыносимые муки, я не в силах забыть его. Воспоминания, словно змеи, жалят в самое сердце, от них можно сойти с ума.

И все же во мне еще живет надежда! О, как я презираю себя за это! Иногда я даже позволяю себе мечтать. Вновь вижу я рядом с собой близкого человека, мы, как прежде, понимаем друг друга и счастливо улыбаемся. В такие минуты я верю, будто все вдруг изменилось, будто прежняя я умерла, а разговаривает и улыбается теперь совсем другая — та, что вновь родилась в сиянии солнечного дня. Порою мне даже кажется, что и работа мне по душе.

Как смею я предаваться подобным мечтам? Зачем стремлюсь к несбыточному? Разве можно вырваться из заколдованного круга, в который я попала?

Неужели сегодня пятнадцатое сентября? Погода прекрасная, к тому же нет воздушной тревоги. С утра пошла в управление и на веранде столкнулась с Жун. Разряженная пестро, как мотылек, она прохаживалась под руку с М. Пусть наряжается, пусть флиртует, я бы и не посмотрела на нее. Но эта девчонка встретила меня презрительной усмешкой и сказала какую-то колкость.

Я не стерпела:

— Смотреть на тебя противно, кошка мартовская! От одного твоего вида мутит! Хоть бы в зеркало на себя поглядела!

Тут Жун словно взбесилась. Бросилась ко мне и хотела вцепиться в волосы, но я с такой силой толкнула ее, что у меня лопнул халат. Жун затопала ногами и стала орать, что пожалуется начальнику. Вот так испугала! Ну и пусть жалуется! Разве я не испытала уже все, что можно испытать? Но М. меня возмутил. Он стоял в стороне, словно это его не касалось, и ухмылялся. Меня он совершенно не интересует, и это ему хорошо известно, но Жун буквально ходит за ним по пятам, совсем голову потеряла, а он спокойно смотрит, как мы деремся, и еще посмеивается. Что за мужчина! Бедняжка Жун! Мне даже стало жаль ее.

Я повернулась и пошла к начальнику отдела отпрашиваться.

Все, наверно, считали, что я ушла из-за скандала. Чепуха! Дело вовсе не в этом! Я взглянула на настенный календарь, висевший в управлении, и тут только сообразила, что сегодня пятнадцатое сентября! Я должна была спокойно провести этот день, мой день!