Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Отец был недоволен. Он всегда был осведомлен о том, кто ухаживает за его дочерьми. «Говори мне каждый раз, Марикота, кто они такие, — просил он. — Нужен глаз да глаз! Лучше предотвратить болезнь, чем лечить ее… Если вдруг попадется шалопай, то…» Он знал, что претендент на руку Исмении — дантист, и не одобрял этого. «Кто такой дантист? — задавал он время от времени вопрос. — Полуобразованный человек, что-то вроде парикмахера». Отец предпочел бы офицера; сам он получал и военную, и гражданскую пенсию. Но жена убедила его, что дантисты хорошо зарабатывают, и он уступил.

И Кавалканти стал приходить к ним в качестве без пяти минут жениха — того, кто еще не просил руки дочери, не признан женихом публично.

Через год, узнав о препятствиях, мешавших будущему зятю закончить курс, генерал великодушно пришел на помощь. Он заплатил за обучение, за книги и так далее. Нередко после долгой беседы с дочерью госпожа Марикота приходила к мужу и говорила: «Шико, [9] Уменьшительное от имени Франсиско. достань мне двадцать мильрейсов [10] До 1942 г. денежной единицей Бразилии был мильрейс, делившийся на реалы (mil reis — тысяча реалов). : Кавалканти нужно купить учебник по анатомии».

Генерал был добрым, честным и великодушным человеком; если бы не напускная воинственность, в его характере не было бы ни малейшего изъяна. Кроме того, необходимость выдать дочерей замуж делала его еще более приятным в обращении, когда речь шла об их интересах.

Он выслушивал жену, качал головой и давал деньги. Чтобы не вводить будущего зятя в расходы, он даже приглашал его каждый день к обеду; на этом пока и остановились отношения будущих супругов.

«Наконец-то — сказал Алберназ жене вечером того дня, когда Кавалканти попросил руки их дочери, — все это закончится». «К счастью, мы закрываем вопрос», — ответила ему госпожа Марикота.

Смиренная покорность судьбе, которую проявлял генерал, была, однако, напускной. На самом деле он весь светился. Встречая на улице приятеля, он говорил при первом же удобном случае:

— Эта жизнь — настоящий ад! Представляешь, Кастро, мне еще предстоит выдавать замуж дочь!

Тут Кастро задавал вопрос:

— Какую именно?

— Исмению, вторую, — отвечал Алберназ и прибавлял: — Тебе хорошо: одни сыновья.

— Ах, мой друг! — весьма язвительно говорил тот. — Я узнал рецепт. Почему ты не поступил так же?

Они прощались, и старик Алберназ спешил в магазины, в посудные лавки, покупал очередные тарелки, очередные компотницы, вазы для цветов и фруктов — ведь праздник должен был стать впечатляющим, проникнутым духом богатства и изобилия, соответственно тому безмерному ликованию, которое охватило генерала.

Утром того дня, на который назначили праздник по случаю сватовства, госпожа Марикота проснулась и стала напевать песенку, что делала очень редко. Лишь в дни большой радости она затягивала этот старый мотивчик, знакомый ей с юности. Дочки, знавшие, что это признак хорошего настроения, прибежали к матери и стали осыпать ее разными просьбами.

В высшей степени подвижная и усердная, самая рачительная и бережливая из хозяек, она старалась извлекать как можно больше пользы из денег мужа и труда слуг. Едва проснувшись, она не давала покоя ни служанкам, ни дочерям. Виви и Кинота отправились за сластями, Лала и Зизи стали помогать в уборке комнат, а сама генеральша вместе с Исменией принялась накрывать на стол: благодаря ей он был сервирован с большим вкусом и пышностью. Так с раннего утра дом наполнился веселым оживлением. Госпожа Марикота была очень рада; она не представляла себе, как женщина может оставаться незамужней. Дело было не только в опасностях и отсутствии поддержки; генеральша считала такое состояние неправильным и позорящим все семейство. Ее удовлетворение было связано не только с «закрытием вопроса», по ее собственному выражению — оно имело более глубокие причины в виде материнских и вообще родственных чувств.

Мать и дочь накрывали на стол; первая — жизнерадостно и суетливо, вторая — холодно и равнодушно.

— Дочка, — сказала генеральша, — кажется, будто замуж выходишь вовсе не ты! Что за вид?! Ты выглядишь такой безучастной…

— Мама, что я, по-твоему, должна делать?

— Нехорошо много смеяться и кокетничать, но вести себя, как ты, тоже нельзя! Никогда не видела такой невесты.

В течение часа девушка старалась выглядеть как можно более веселой, но затем ее природная ограниченность, неспособность к чувственным переживаниям взяла верх, и, в силу своего темперамента, она опять впала в обычную для себя нездоровую вялость.

Гостей было много. Кроме девушек и их матерей на приглашение генерала откликнулись контр-адмирал Калдас, доктор Флоренсио, инженер по канализации, почетный майор Иносенсио Бустаманте, бухгалтер Бастос, родственник госпожи Марикоты, и другие важные особы. Рикардо не позвали — генерал боялся того, что общество осудит его присутствие на таком серьезном торжестве. Куарезму пригласили, но он не пришел. Итак, Кавалканти предстоял обед с будущими тестем и тещей. В шесть часов дом уже был полон народу. Девушки искали Исмению, чтобы поздравить ее — не без зависти во взгляде.

Светловолосая высокая Ирен советовала:

— Я на твоем месте купила бы все в Парке.

Речь шла о приданом. Все эти девицы, будучи незамужними, тем не менее давали советы, знали, где продают вещи подешевле, знали, что нужно покупать обязательно и без чего можно обойтись. Они были сведущи во всем.

Арманда говорила, бросая соблазнительно-томные взгляды:

— Вчера я видела на улице Конституисао прелестную спальню. Может, посмотришь, Исмения? Кажется, она не очень дорогая.

Исмения, в отличие от подруг, не горела воодушевлением, почти не отвечала на вопросы, а когда делала это, то прибегала к односложным словам. Но однажды она улыбнулась почти радостно и беспечно. Эстефания, которая закончила учительский институт и носила кольцо с таким множеством камней, какого не найдется в целой ювелирной лавке, приблизила свои пухлые губы к уху невесты и что-то шепнула. Закончив секретничать — судя по всему, ей хотелось получить окончательное подтверждение сказанному, — она округлила глаза, глядевшие горячо и лукаво, и проговорила вслух:

— Хочу видеть это… Все говорят, что нет… Я знаю…

Она имела в виду ответ на ее признание, который неохотно дала Исмения: «Да ну!»

Разговаривая, все девушки поглядывали на пианино. Молодые люди и кое-кто из стариков крутились вокруг Кавалканти, выглядевшего очень торжественно в своем длинном черном фраке.

— Ну как, доктор, окончили? — спрашивал его кто-нибудь в качестве приветствия.

— Именно так! Пришлось много работать. Столько преград, препятствий — вы не представляете… Я совершил подвиг!