Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

— Знаете Шавантеса? — интересовался другой.

— Знаю. Неисправимый чудак.

— Вы учились вместе?

— Да, он был на лечебном отделении. Мы поступили в один год.

Не успев поговорить с одним, Кавалканти уже был вынужден выслушивать замечание другого:

— Это так здорово — закончить учебу. Если бы я послушался отца, то сейчас не ломал бы голову над дебетами и кредитами. Я стараюсь изо всех сил, но ничего не выходит.

— Сегодня ничто не имеет ценности, мой дорогой сеньор, — скромно заметил Кавалканти. — С этими свободными академиями… Представляете, сейчас поговаривают о Свободной академии одонтологии! Дальше уж некуда! Такой сложный и дорогой курс — нужны трупы, оборудование, хорошие преподаватели. Как частные лица смогут обеспечить все это, если даже правительство не может?..

— Доктор, примите мои поздравления, — встрял еще один. — Я говорю вам то же, что сказал своему племяннику при получении диплома: пробивайтесь!

— Ваш племянник получил диплом? — осторожно осведомился Кавалканти.

— Да, он уже инженер. Сейчас в Мараньяне, строит шоссе на Кашиас.

— Неплохая карьера.

В промежутках между репликами все разглядывали новоиспеченного дантиста, словно некое сверхъестественное существо.

Для всех этих людей Кавалканти отныне был не просто человеком, но обладателем чего-то священного, личностью высшего порядка; то, что он мог знать или чему мог научиться, никак не изменяло его нынешний образ. Это совершенно не затрагивало его сущности; кое для кого он по-прежнему оставался самым заурядным, обычным человеком, но лишь внешне, ибо его природа изменилась, стала непохожей на природу всех остальных, осененная чем-то смутно-неземным, почти божественным.

Возле Кавалканти, в гостиной, собрались наименее важные гости. Генерал сидел в столовой и курил, окруженный самыми титулованными и пожилыми. С ним были контр-адмирал Калдас, майор Иносенсио, доктор Флоренсио и пожарный капитан Сегизмундо.

Иносенсио воспользовался случаем, чтобы получить у Калдаса консультацию по вопросу, связанному с военным законодательством. Контр-адмирала крайне заинтересовало это дело. Во флоте он был почти тем же, что Алберназ — в сухопутных войсках. Он ступал на палубу корабля только раз, во время Парагвайской войны, и притом совсем ненадолго. Вины Калдаса в этом, однако, не было. Получив чин старшего лейтенанта, он вскоре стал замыкаться в себе, отдаляясь от товарищей; у него не было ни покровителей, ни друзей на высоких должностях, так что о нем забыли и на корабль так и не назначали. Военная администрация устроена любопытно: все назначения должны производиться в соответствии с заслугами, но места достаются лишь по протекции.

Однажды, когда он был уже капитан-лейтенантом, его сделали командиром броненосца «Лима Баррос». Он отправился к месту новой службы, в Мату-Гросу, но когда предстал перед командующим флотилией, оказалось, что на реке Парагвай такого корабля нет. Калдас стал наводить справки; кто-то предположил, что этот «Лима Баррос» входит в состав Верхнеуругвайской эскадры. Он спросил у командующего, что ему делать.

«На вашем месте, — ответил тот, — я бы немедленно отбыл в штаб флотилии Риу-Гранди».

Он собрал вещи и отправился в Верхний Уругвай. Путешествие было долгим и утомительным. Но и там не нашлось никакого «Лимы Барроса». Где же корабль? Калдас решил послать телеграмму в Рио-де-Жанейро, но потом убоялся разноса, тем более что был не безгрешен. Так, в нерешительности, он провел целый месяц в Итаки, не получая денег, не зная, куда податься. В один прекрасный день ему пришла в голову мысль отправиться на самый север. Проезжая через Рио, он, согласно правилам, представился высшему морскому начальству. Его схватили и предали военному трибуналу.

«Лима Баррос» был потоплен во время Парагвайской войны.

Калдаса оправдали, но милость министров и генералов так и не вернулась к нему. Все считали его дурачком, опереточным капитаном, искавшим свой корабль во всех концах света. Он остался «бездельником», как говорят военные, и путь от гардемарина до капитана второго ранга занял у него около сорока лет. Уйдя в отставку с производством в следующий чин, он затаил обиду против военного флота, что выразилось в длительном изучении законов, декретов, указов, извещений и уведомлений относительно продвижения офицеров по службе. Он покупал сборники постановлений, собирал целые коллекции законов и законопроектов, завалив весь дом этими скучными и утомительными произведениями чиновников. На морских министров сыпались его прошения об изменении условий отставки. Они месяцами путешествовали по бесконечной веренице отделов и всегда встречали отказ, по решению Военно-морского совета или Верховного военного трибунала.

Наконец, он нанял адвоката, чтобы добиться своего в федеральных судах. Тот скитался по канцеляриям, толкаясь среди секретарей, нотариусов, судей и адвокатов, всех этих гнусных прихлебателей Фемиды — казалось, на них накладывали отпечаток все невзгоды, с которыми они имели дело.

Иносенсио Бустаманте также был одержим манией запросов. Это был упрямый, настойчивый человек, и вместе с тем — угодливый и безропотный. Бывший доброволец, приравненный к майору, он каждый день справлялся в Генеральном штабе, что происходит с его собственным прошением, а также с чужими ходатайствами. В одном письме он просил предоставить ему место в Доме инвалидов, в другом — сделать его почетным подполковником, в третьем — наградить его такой-то медалью; когда же он не делал этого, то интересовался просьбами других.

Он не стеснялся даже радеть о помешанном, который, имея чины почетного лейтенанта и почетного гвардейца, требовал произвести его в майоры, ибо две нашивки и еще две дают четыре, а четыре нашивки — это майорский знак различия.

Зная о кропотливых исследованиях адмирала, Бустаманте обратился к нему за консультацией.

— Так быстро я не могу. Я ведь занимаюсь не армией, а флотом. Но непременно посмотрю. Там тоже страшная неразбериха!

Отвечая, он теребил длинную белую прядь волос; эти пряди придавали ему вид то ли морского волка, то ли управляющего-португальца, ибо внешность его была весьма европейской.

— Ах, времена моей службы! — воскликнул Алберназ. — Какой порядок! Какая дисциплина!

— Сейчас сложно найти людей, годных на что-нибудь, — заметил Бустаманте.

Сегизмундо тоже решил высказаться:

— Я не военный, но…

— Как это не военный? — порывисто возразил Алберназ. — Вы и есть настоящие военные, потому что все время сражаетесь с огнем. Как по-вашему, Калдас?

— Конечно, конечно, — согласился адмирал, поглаживая прядь.

— Как я уже сказал, — продолжил Сегизмундо, — я не военный, но осмелюсь сказать, что наша мощь сильно ослабла. Где генерал Порту-Алегри? Где маршал Кашиас?