Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Маркиза. Но если будут награждать всех служащих государству подобным образом, я перестану удивляться, что королевская казна опустошена 38.

Граф. Все так. Однако позвольте...

Маркиза. Впрочем, все равно. Как бы там ни было, если подобный случай повторится, обратитесь ко мне, или мы навсегда поссоримся с вами.

Граф. Благодарю вас. Но позвольте мне закончить мою историю.

Маркиза. Если вы обратитесь к кому-нибудь другому, я никогда не прощу вас, предупреждаю заранее!

Маркиз. Ну хорошо, дайте же ему докончить рассказ.

Граф. Взволнованная дама осыпала юного Адониса...

Маркиза. Какая у меня страшная мигрень!

Граф. Осыпала юного Адониса...

Маркиза (маркизу вполголоса). Повторяю, неуместно рассказывать такие вещи при молоденькой девушке.

Маркиз. Хорошо-хорошо, она знает больше, чем вы думаете; малютка хитра, поверьте мне, я физиогномист.

Граф. Маркиз, мне не удастся закончить рассказ, меня каждую минуту прерывают, но я вернусь домой и завтра утром напишу вам все подробности смешного приключения.

Маркиза. Что за шутки!

Граф (маркизу). Нет, честное слово, напишу и обозначу каждое имя начальными буквами... если только мне не дадут рассказать историю сегодня вечером.

Маркиз. Рассказывай же...

Маркиза. Ну хорошо, говорите, только помните...

Граф. Взволнованная дама осыпала юного Адониса самыми лестными знаками доверия, говорила ему нежные слова, целовала его. Стоило видеть эту сцену! Описать ее нельзя, но сыграть можно. Хотите, мы разыграем ее?

Маркиз. Ты шутишь!

Маркиза. Что за безумие!

Мадемуазель дю Портай. Что за фантазия!

Граф. Сыграем ее: маркиза будет коварной дамой, я — осмеянным любовником. Ах, у нас нет графини (обращаясь к маркизе), но вы, сударыня, обладаете такими способностями, что можете исполнить сразу две трудные роли.

Маркиза (с еле сдерживаемым гневом). Граф!..

Граф. Простите, я только предложил...

Маркиз. Конечно, это не должно сердить вас.

Маркиза (слабым голосом и со слезами на глазах). Дело не в ролях, которые мне предлагают, а в том, что вот уже целый час я жалуюсь на нездоровье и никто не обращает на это ни малейшего внимания. (Графу с дрожью в голосе.) Можно ли, не обижая вас, сказать, что уже поздно и мне нужен отдых?

Граф (немного смягчаясь). Мне неприятно утруждать вас...

Маркиза. Вы не утруждаете меня, граф, но, повторяю вам, я больна, очень больна.

Маркиз. Однако как же быть? Куда мы положим мадемуазель дю Портай?

Маркиза (живо). Право, можно подумать, что в этом доме мало комнат!

Испуганный новым оборотом разговора, я повернулся к графу.

— Милое дитя, — шепотом сказал мне Розамбер, — оставьте меня в покое; все, что вы мне скажете, не так интересно, как то, что я желаю знать и сейчас узнаю.

Маркиз. Комнаты есть, но не будет ли нашей гостье страшно одной?

Граф (с живостью). Будет не страшнее, чем в прошлый раз.

Маркиз (поспешно). Но ведь тогда она спала с маркизой.

Граф. Ах так!

Маркиза (в сильном смущении). Она спала в моей комнате, а я...

Маркиз. Она спала в одной постели с вами. Я это отлично знаю, так как сам задернул полог, неужели вы не помните? (Смущенная маркиза смолчала, маркиз продолжал, стараясь говорить потише.) Разве вы не помните, как я приходил к вам ночью?

Маркиза поднесла руку ко лбу, вскрикнула и упала в обморок.

Я так никогда и не узнал, действительно ли она лишилась чувств, но едва маркиз вышел из комнаты, чтобы принести целебную воду, которую он считал прекрасным средством в подобных случаях, маркиза очнулась, быстро успокоила Жюстину и Дютур, прибежавших к ней на помощь, и, велев им уйти, сказала графу:

— Вы решили меня погубить!

— Нет, сударыня, я хотел только узнать некоторые подробности, бывшие темными для меня, и доказать вам, что надо мной нельзя смеяться безнаказанно и что я способен мстить!

— Мстить? Но за что? — прервала она.

— Однако, — продолжал Розамбер, — я умею не заходить слишком далеко. Теперь вы можете быть спокойны, но только при одном условии. Я чувствую, — он насмешливо оглядел нас, — что огорчу вас обоих: вы надеялись провести эту ночь так же хорошо, как и ночь после бала. Но вы, сударь, меня не щадили, и я не стану содействовать вашим галантным похождениям, а вы, сударыня, даже не надейтесь, что я стану вам потворствовать...

— Я ни на что не надеюсь, сударь, но я думала, что мне нечего вас бояться! Как бы я ни вела себя, прошу вас, скажите, какое вы имеете право судить меня?

Розамбер ответил только горькой улыбкой и продолжал:

— ...потворствовать, как ваш (выберите эпитет сами) муж, и позволю де Фобласу броситься в ваши объятия в моем присутствии.

— Фобласу? В мои объятия?

— Или мадемуазель дю Портай в вашу постель, что одно и то же! Полагаю, вы не станете спорить... Поверьте, время дорого, не будем терять его понапрасну. Давайте договоримся. Если моя милая кузина окажет мне честь и позволит отвезти себя домой, я соглашусь молчать.

Вошел маркиз с флаконом в руках.

— Сердечно благодарю вас за заботы, — сказала ему маркиза, — но, как видите, мне немного лучше. Ах, как хотелось бы, чтобы мне стало совсем хорошо и чтобы я могла оставить у нас мадемуазель дю Портай!

— Что такое?! — воскликнул маркиз.

— Я еще не вполне оправилась, — продолжала маркиза, — и милой девочке невозможно спать у меня.

— Но вы же сами только что сказали, что в нашем доме есть комнаты!

— Да, но вы сами убедили меня: ей будет страшно. Кроме того, оставить ее одну... Я этого не допущу!..

— Она будет не одна: здесь ее горничная.

— Горничная, горничная!.. Ну, так знайте: господин дю Портай не желает, чтобы она ночевала здесь!

— Кто вам сказал?

— Граф только что сообщил мне, что господин дю Портай просил его заехать сюда и проводить мадемуазель домой.

— Почему же ты молчал?

— Не хотел, — со смехом ответил Розамбер, — портить вам ужин!

— Господин дю Портай прислал за своей дочерью! — возмущался маркиз. — Неужели он думает, что ей у нас нехорошо? И почему он поручил тебе заехать за ней? Он должен был сам приехать и поблагодарить нас. Я повидаюсь с ним, я непременно хочу знать, что им руководит!.. Я буду у него!

Я глубоко поклонился маркизе; она подошла, чтобы поцеловать меня, но граф встал между нами.

— Маркиза, вам так нездоровится, не трудитесь.

Он усадил ее на прежнее место, а потом с любезным видом подал мне руку.