Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»
- Название:Дом «У пяти колокольчиков»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1980
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков» краткое содержание
Дом «У пяти колокольчиков» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ишь как хозяин его приодел, прямо и не узнать, — переговаривались они между собой, перестав усмехаться и бросать на него осуждающие взгляды, — видно, и вправду говорят, что одежда красит человека.
Исполненный благодарности, Павлик удвоил свою заботу о хозяйской обуви. Невозможно описать его рвение. Все двенадцать пар сапог, принадлежащих Собеславу, неизменно стояли на подставках, натянутые на колодки. Носили тогда, — и это, может быть, не всем известно, — сапоги с высокими, почти до колен голенищами. Когда сапожник приносил новые сапоги заказчику, они уже были начищены, и позднее их лишь доводили до полного блеска. Павлик считал своим долгом сохранять их в таком виде, чтобы они всегда выглядели как новенькие, словно сапожник только что передал их в его, Павлика, заботливые руки. Он начищал эти сапоги с такой ловкостью и усердием, что в них можно было смотреться как в зеркало. Собеслав не забывал привести своих приятелей в чулан к Павлику, чтобы они воочию могли убедиться на этом примере, насколько прилежен его слуга. Видя, как Павлик, приветствуя их, с важностью кивал головой, они начинали с хохотом уверять, что он просто находка, что он лучше любого Лепорелло; {59} 59 Лепорелло — верный, исполнительный слуга Дон Жуана, героя одноименной комедии Бомарше и оперы Моцарта, написанной на ее сюжет.
называть его этим именем вошло у них в привычку, чему слуги опять немало позавидовали, усмотрев в этом новое возвышение Павлика.
Павлик стал тенью своего господина. Он жил его жизнью, весь день только о том и думал, как бы ему угодить. Само собой разумеется, что он мгновенно исполнял любое желание своего господина. Но вскоре стало мучить его одно обстоятельство. Обычно те, кто, не застав Собеслава дома и желая наглядней обрисовать его наружность, добавляли: «Ну высокий, статный, бледный такой». Павлику нравилось, когда его господина называли «высоким» и «статным», но он никак не мог примириться с тем, что он еще и «бледный». У Павлика это вызывало щемящую боль в сердце. Хотя он и мало разбирался в жизни, но твердо знал, что бледные люди обыкновенно или больны, или несчастны… Что же с Собеславом?.. Павлику было не только трудно ответить на этот вопрос, но даже и думать об этом было мучительно. И чем больше он думал, тем сильнее запутывался, так и не придя ни к чему определенному. Все это настолько нарушило его обычно спокойное душевное состояние, что он решился наконец поговорить со своим господином.
Однажды утром, придя к нему в комнату, чтобы помочь встать с постели и одеться, он со свойственной ему прямотой и откровенностью спросил:
— Пан Собеслав, почему у вас на щеках нет румянца?
Собеслав с легкой усмешкой пожал плечами.
— Зато у тебя щеки точно раскрашенные, — ответил он с серьезным видом. Собеслав успел подметить, что чем серьезнее обращался он со своим Лепорелло, тем комичнее тот рассуждал и отвечал, отчего старательный и услужливый Павлик становился ему еще милее.
— Поверьте, пан Собеслав, мне вовсе не в радость, что у вас не такие же румяные щеки, как у меня, — с искренней печалью признался Павлик.
В ответ Собеслав так расхохотался, что потом в продолжение нескольких минут не мог отдышаться. Внезапно он замолчал и, вскочив с кресла, куда буквально повалился, дав волю своему веселью, принялся большими шагами расхаживать по комнате.
— Следовательно, по моему виду уже заметно, что со мной происходит что-то неладное, — воскликнул он, посмотрев на себя в зеркало долгим встревоженным взглядом, — если это бросилось в глаза тебе, тебе! Ведь обычно ты ничего не замечаешь, пока кто-нибудь не укажет тебе пальцем.
— Вы же знаете, что я глупый и, наверное, останусь таким до конца жизни, — с раскаянием ответил Павлик, укоряя себя за то, что и в этом случае он ничего не мог понять. — Все вокруг уже давно говорят, что вы больны, а я до сих пор не замечал вашего хворого вида, хотя мне давно следовало бежать за доктором. Боже мой, ведь он и живет-то совсем рядом! Когда я открываю окно проветрить комнату, то вижу, как он проходит мимо.
И Павлик, желая наверстать упущенное по причине своей медлительности время, устремился к дверям.
— Уж не за доктором ли ты? — вскрикнул Собеслав. — Только посмей у меня!
Однако Павлик вместо ответа взялся за ручку двери.
— Если ты сделаешь эту глупость, то считай, что сегодня мы говорили с тобой в последний раз.
Павлик отпустил ручку двери и схватился за сердце, словно его смертельно ранили.
— Только не это! — всхлипнул он. — Но как же вы поправитесь, если и слышать не хотите о докторе?
— От моей бледности меня ни один доктор не вылечит, — патетически промолвил Собеслав, подходя к умывальнику.
— Тогда кто же? — настойчиво спрашивал Павлик, подавая ему мыло и полотенце.
— Чувствую я, — сокрушался Собеслав, — что не видать мне покоя, пока ты не выкинешь из своей головы мысль о моей болезни. Но даже если бы я и пожелал объяснить тебе, что со мной происходит, ведь ты все равно ничего не поймешь и ничем мне не поможешь!
— Вот увидите, я все пойму, — искренне обещал Павлик. — Когда тот, кого я люблю, говорит со мной откровенно, у меня в голове проясняется и я каждое словечко понимаю.
Собеслав кивком головы велел ему подать гребни и щетки для волос.
— Так вот, искуситель, — сказал он, начав зачесывать свои длинные, черные кудри назад, что в те времена безоговорочно почиталось признаком гениальности, — знай, что я бледен не вследствие болезни, недуга, ранения или еще чего-нибудь подобного, но щеки мои побледнели, я чахну, хирею… оттого, что мне опротивела… жизнь.
Павлик пристально смотрел на своего господина, внезапно засмеявшегося тем горьким смехом, который его обожательницы называли неотразимым и демоническим. Этот смех еще раз убедил Павлика, что в его собственной голове царит полная неразбериха. Собеслав сознавал, что на этом нельзя остановиться и следует довести разговор до конца.
— Жизнь мне опротивела, — продолжал он, — меня гложет смертельная тоска. Скажу тебе откровенно, я без конца задаю себе один и тот же вопрос: зачем и для чего я родился на свет? Постоянно упрекаю родных, природу, бога. Да, для чего я родился? Какова цель жизни человека? Единственная, дорогой брат, — познать убожество мира сего. Многие с этой мыслью свыклись, но с меня довольно, смерть мне не страшна, жизнь с каждым часом — все омерзительнее… Как освободиться и уйти из жизни? Я испытываю чувство мировой скорби и разочарованности, которые свойственны только избранным натурам; прочим людям они недоступны.
При этих словах глаза Павлика широко раскрылись. Постепенно и рот у него стал открываться. Однако, спохватившись, он вдруг прикрыл его и сильно закашлялся.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: