Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

Но вот четверка, не остановившись,
На лед влетела. Глухо застонал
Покров хрустальный, звонко застучали
По нем копыта конские, скрипел
Замерзший снег под шинами колес;
Бичом хлестнул возница, и как вихрь
Неслась четверка. Но посередине
Реки, где кроет ледяной покров
Речную глубь, — вдруг что-то захрустело.
Один лишь раз — единственный. Широкий
Круг льда, как бы отмеренный, поддался,
И кучер, и карета в краткий миг,
И что в карете было, будто сон,
Как призрак, сразу подо льдом… исчезло.
Лишь Сан забулькал, будто дьявол сам,
И облизнулся. Лишь одна волна
Зеленая прошлась по льду неспешно
И вновь ушла в таинственную глубь.
Не стало ни четверки, ни кареты,
И никогда там не узнали люди,
Кто это ехал, путь держал куда.
Никто о них не приходил справляться,
Да и в реке потом никто останков
Не находил. Когда бы лишь один,
А не десятки видели все это,
То видевший, наверно б, не поверил
Своим глазам. И стал бы после думать,
Что то был сон.
Не то же ль и со мною?
Когда бы не года тяжелой муки,
Страданий жгучих, слез и унижений,
Покорности и возмущений буйных
Раздавленного сердца, то я сам,
Припомнив наше первое свиданье
И ясный луч надежды несравненной,
Что мне блеснул, — пошел бы под присягу,
Что то был только сон, легенда Сана.

Мне трудно…
Полдневное поле безлюдно,
Для самого тонкого слуха
Все глухо;
И тени людской не видать.
Лишь в травах, как в море волнистом,
Зеленом, блестяще-цветистом,
Кузнечикам любо трещать.
И в зное
Стремится долиной речною
К уступам синеющих гор
Мой взор.
Летит он все выше и выше,
Где липы душистые дышат
И душу ласкает, колышет
Простор.

Но тише!
Как сжатое в горле дыханье,
Так тихое где-то рыданье
Я слышу.
Мое ли то горе большое?
Иль сердце заныло больное?
Ошибся я, в самом же деле
Доносится голос свирели.

И вот,
В ответ на напев, что зовет и влечет,
Вдруг сердце мое зарыдало
Без слов.
И ты, о звезда моя, в памяти встала,
И, вторя народному ладу,
Понесся по лугу и саду
Мой зов.

Явор зеленый, явор зеленый,
Но зеленее ива.
Так для меня из девушек милых
Только одна красива.

Алая роза, алая роза
Других цветов горделивей.
Не вижу розы, не вижу розы,
Лицо ее роз красивей.

Звезды и зори в небесном море
От края до края ночи.
Ясней, чем звезды в ночном просторе.
Блистают черные очи.

Медные звоны неугомонны,
Слух наш в них утопает,
Но ее голос — пшеничный колос —
За сердце нас хватает.

Синее море, грозное море
Бескрайно и бесконечно.
Но от утраты — бескрайней горе
Скорби моей сердечной.

Стройная девушка, меньше орешка,
Что ж в твоем сердце злая насмешка?

Что ж твои губы — словно молитва,
Что ж твои речи — острая бритва?

Нежно сияют глаз твоих чары,
Что зажигают в сердце пожары.

Ах, эти очи, пасмурней ночи,
Тот, кто их видел, — солнца не хочет!

Что ж мне улыбка стала страданьем,
Сердце, как в буре, бьется желаньем?

Ясная зорька, что в твоем взоре?
Ты — моя радость, ты — мое горе!

Встречи добившись, пылко люблю я.
Пылко влюбившись, душу сгублю я.

Ах ты, дубок, дубочек кудрявый,
Кто и когда тебя закудрявил?

— Ветви обвили мне гибкие лозы,
Корни подмыли мне частые слезы.

Лист закудрявили темные ночи,
Ранили сердце черные очи.

Черные очи красавицы властной,
Гордые речи ночи ненастной.

Речи те — ветра холодного звуки,
Вечная боль нестерпимой разлуки.

Вот уже сердце и сохнет, и тает,
Вянет моя красота, пропадает.

Сила былая слабеет и гнется, —
Видно, ко мне и весна не вернется.

Желтые листья лежат на равнине, —
Сам я последую скоро за ними.

Все, что осталось от славы и силы,
Быстро разрежут злоречия пилы.

Злость, затаенная в пилах звенящих,
Все перетопчет, как скот проходящий.

О, печаль моя, горе
Без дна и без края!
Упустил я голубку
И уже не поймаю.

Я ей не дал приманки,
Когда были мы рядом,
И теперь не утешусь
Я ни вздохом, ни взглядом.

Когда были мы рядом,
Я еще колебался,
Я не ждал, чтоб так быстро
Друг мой нежный умчался.

А когда улетела,
То назад не хотела
И с собой захватила
Мою душу из тела.

Все погибли утехи
И надежды былые,
Так с весною уходят
Все цветы полевые.

Я не тебя люблю, о нет,
Душистая лилея,
Не глаз твоих прозрачный свет,
Что всех других милее;

Не твой звенящий голосок,
Что прямо в душу льется,
Не поступь легких стройных ног,
Что в сердце отдается;

Не губы, от которых я
Не слышу слова ласки,
Не облик, где душа твоя
Давно видна без маски;

Не стан, что скромностью повит,
Красою безыскусной,
Не весь твой гармоничный вид,
Подобный песне грустной.

Я не тебя люблю, о нет,
Мечту свою люблю я;
Люблю глубокий в сердце бред,
Что сызмала таю я.

Всем, что досель мне жизнь дала,
Я красоту восславил.
Мой дар душевного тепла
В нее я переплавил.

Она мне хлеб, она мне дом,
Она мне песней стала,
И, как полип на дне морском,
Душа к мечте пристала.

И в повседневности и в снах
Мой дух тянулся к милой…
И тут она — о страх, о страх! —
Твой облик мне явила.

Подобно молнии, что вдруг
Мне ослепляет очи,
Что вместе радость и испуг,
Дни превращает в ночи, —

Так был прекрасен образ твой,
Грозя мне тайным жалом;
То смерть стояла предо мной
Под дивным покрывалом.

И я от страха трепетал,
Но пьян был красотою;
Я от тебя дорог искал,
Но был всегда с тобою.