Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

Иль показалось вам, что я сильнее бога,
Или удобнее вам к сатане дорога,
Чем прямо к небесам?

Ну, за доверие спасибо. Понимаю,
Что, ублажить себя вы способа не зная,
Сказали: «Коль беда,

Тут к жиду пойдешь, не то что к черту!» Разве
Беда, что вы его всегда мешали с грязью,
Кричали: «Ерунда!»

Смотрите же, куда ведет неосторожность:
У вас есть в набожность удариться возможность
Иль прямо к черту в ад.

Да и еще с душой! Приличье вновь нарушу,
Но снова засмеюсь. Ну что ж, болтать про душу
Я с вами адски рад.

Сто тысяч лет гореть готовы? Ха-ха! Пане!
Изрядный это срок. Не вы ли сами ране
Кричали этак вот:

«Движенье нервов — дух». Так значит, если нервы
Погибнут — нет души. Выходит, вывод первый
Вдруг стал наоборот.

Так, в карточной игре, для вящего азарту,
Подсунуть вздумали крапленую вы карту,
Нечестно это, нет.

Вам нужно то да се… конкретное, за это
Вы пшик даете мне!! Не нахожу ответа!
И с чертом так не след!

К тому ж, голубчик мой, вы просто опоздали:
Мы в вашу душеньку давно уже попали,
Давно ночуем в ней.

Я не такой глупец и не такой богатый,
Чтобы платить за то, что можно взять без платы,
Пора бы стать умней.

А вот еще одно: возлюбленная ваша,
По ком вы тужите, — недавно стала наша.
Чтоб кончить ваш кошмар,

Спешите прямо в ад, мой милый, без печали,
Собственноручно там вам выдам вашу кралю.
Итак, au revoir! [59]

Еще похохотав, своим весельем полон,
Ударил по плечу меня и прочь пошел он,
К другим делам спеша.

А я стоял, как столб, лицо мое горело,
Стыд душу пожирал, не выгорело дело,
И черту не нужна моя душа!

Матушка ты моя родненькая,
В годину злую, в недобрый час
Ты родила меня на свет.

Иль в тяжком грехе зачала ты меня,
Иль был кем-то я проклят в утробе твоей.
Иль просто смеется судьба надо мной.

Не дала красоты, чтоб людей чаровать,
Не дала ты мне сил, чтобы стены валить,
Не дала мне и знатного рода.

В этот мир ты пустила меня сиротой
И дала три тяжелых несчастья в надел,
И все три неизменно со мною.

Первое несчастье — это сердце доброе,
Это сердце нежное, чуткое, певучее,
Что с рожденья тянется к красоте и благости.

А второе несчастье — мужицкий мой род,
То униженный род, что в потемках бредет,
То отравленный хлеб, обесславленный гроб.

Гордость духа — несчастье третье мое,
Что не хочет к себе допустить никого,
Как огонь взаперти, иссушая его.

Матушка ты моя родненькая!
Не плачь одиноко и зря не тужи.
Узнав, что свершил я, меня не кляни.

Не грусти, что придется одной доживать,
Не тоскуй, что придется одной умирать,
Что не сын похоронит скорбящую мать.

О бессильном дитяти своем не грусти,
Тачку жизни я вез, сколь был в силах везти,
А теперь я сломался и сбился с пути.

Я не в силах, не в силах того удержать,
Что, как черная туча, идет на меня,
Что бушует, как буря, гудя и стеня.

Не хочу никому я помехою быть,
Не хочу озвереть, обезуметь; о нет!
Вечный мрак мне желанней, чем утренний свет.

Песня, подбитая милая пташка,
Смолкнуть приходит пора.
Полно рыдать нам и горько и тяжко,
Кончилась эта игра.

Полно тревожить нам рану открытую,
Полно вопить про любовь,
С каждой строфою и с каждою нотою
Каплет горячая кровь.

С каждой терциною, с каждой октавою
Ритм ослабляется твой;
Песня напитана горем-отравою,
Время идти на покой.

И ты прощай! Теперь тебя
Не назову вовеки я,
В лицо твое не гляну!
Чтоб ты не знала никогда,
Ушел я от тебя куда
И чем лечу я рану
Ты позабудь меня скорей,
Люби, воспитывай детей,
Будь верною женою!
И не читай стихов моих,
И не веди бесед ночных,
Как с призраком, — со мною.

А вспомнят люди обо мне,
Будь безразлична ты вполне,
О роза, что увяла!
И не бледней, и не дрожи,
А собеседнику скажи:
«Нет, я его не знала!»

Что песнь! Утратила она
Дар — сердце утешать.
Глянь — туча налегла, черна.
Прошла весна! Прошла весна!
И в тлении душа.

Напрасно, песня! Тихой будь,
Не умножай мне мук!
И так тоска сжимает грудь, —
А ты в тот путь, ты в тот же путь
Несешь свой скорбный звук.

Ведь в том, что я пою и пел,
Не выпить боли мне.
Как молча муки я терпел,
Так молча им нашел предел
В нирваны глубине.

Поклон тебе, Будда!
Во тьме бытия
Ты ясность, ты чудо,
Ты мир забытья.

Достойно, спокойно
Тобой побежден
Мир похоти, гнева
И блеска корон.

Царем был — стал нищим,
Душой — богатырь.
Тобой озарилась
Подлунная ширь.

Ты царство покинул,
Чтоб духом ожить;
Сорвал все оковы,
Чтоб нас просветить.

Ты мучился годы
Под сенью плюща,
Истоки страданья
Людского ища.

Нашел ты источник
В души глубине,
Где страсти роятся,
Играя на дне.

Любовь там возникла;
И гнев там рожден,
И дух — паутиной
Страстей оплетен.

Покой прогоняет,
И давит, и жмет,
И тянет в сансары
Водоворот.

От страха пред адом
Увел ты людей,
Без мути туманной
Загробных идей.

Бессмертно лишь тело, —
Ведь атом любой
Пребудет вовеки
Самим же собой.

А то, что в нас плачет,
Болит и горит,
И рвется к Познанью,
Творит и летит, —

Погаснет, — как искра,
Уйдет, как волна,
И канет в нирвану
Без граней и дна.

Поклон тебе, светлый,
От бедных людей,
Что бьются отчаянно
В путах страстей.

И я, твой поклонник,
Иду за тобой
От пытки сансары
В нирваны покой!

Душа бессмертна! Жить ей бесконечно!
Вот дикая фантазия, достойна
Она Лойолы или Торквемады!
Мутится разум, застывает сердце.

Носить твое лицо навеки в сердце
И знать, что ты привязана к другому,
Тебя с ним видеть вместе и томиться, —
Ох, даже рай тогда мне станет адом!

Творца хвалить? За что? Уж не за то ли,
Что в сердце у меня огонь возжег он,
В насмешку предопределив разлуку;
Рай показал и затворил ворота!

Но господу дерзить я не желаю;
Зачем мне трогать верующих чувства?
К чему уподобляться мне актеру,
Пугающему мир мечом картонным?