Франсиско Веладо - Кокосовое молоко

— О, еще какой мужчина! — вскричал он, задетый за живое, и ошеломленно добавил: — Ну, пойдем.

И они пошли. В этот день вместо школы они направились по тропинке к Сан-Антонио. Но беда, в том, что они не искали священника — вероятно, потому, что не захватили с собой, чем платить, — а решили временно расположиться под развесистым манговым деревом на каком-то поле у деревни.

Там, под деревом, они провели самые счастливые часы в своей жизни. Уже наступал вечер, а они все еще решали, куда им пойти ночевать, когда стемнеет.

— Попросимся переночевать вон в том ранчо, — сказала Марука, у которой и в самом деле смелости оказалось хоть отбавляй.

— А если нас выгонит сторож? Останемся здесь.

— Ну нет, пойдем туда, я сама поговорю.

— Что ж, идем.

Удивились, хотя и чуть было не рассмеялись, сторож и его жена, когда узнали, что такие важные новобрачные проводят свой медовый месяц под открытым небом.

— Святой Антоний! Что вы наделали! Ну и дети пошли теперь! — вскричал старик, хватаясь за голову.

— Оставь ты их, все важные господа такие. Поговорим уж потом. Утро вечера мудренее, — заступилась за них его жена, славная женщина. — Бедняжки! Что ж им ночевать под манговым деревом? Нет уж, здесь неподалеку стоит крытая повозка. Надо же иметь сердце! Разве муж не помнит о собственных проделках…

И она обратилась к детям:

— А что у вас с собой из еды?

— Ничего, но мы уже поели фруктов по дороге, — ответила Марука, краснея.

— И несколько сандвичей с икрой, — прибавил Луисито, должно быть из чувства чести, так как это была неправда.

К счастью, славная женщина подумала, что «икра» — это тоже какие-то фрукты, и подала им роскошнейший ужин: лепешки и бобы.

Первую ночь, так же как и следующие четыре, они спали на циновке. Разве это не лучшая постель? Повозка, служившая им спальней, была покрыта пегой шкурой. Как чудесно!

На другой день Луисито послал заложить браслет своей жены, и теперь с имеющимся в их распоряжений капиталом они думали лишь о том, чтобы насладиться своим новым положением. Как восхитительна была эта жизнь на лоне природы! Кто станет искать их там? Ах, Теокрит! Ах, Вергилий!

Но на пятый день идиллической жизни их нашли. Разыгралась ужасная сцена. Прибыл Марукин папа с двумя стражниками, причем оба были с ружьями. Свирепый мужчина! Без всякой церемонии он схватил зятя за волосы и отвесил ему пару подзатыльников.

Только пару, потому что девочка мужественно бросилась на защиту своей благоприобретенной половины.

— Нет, папа! Луисито не виноват. Это я, я виновата…

— А, я так и думал, бесстыдница! — закричал отец вне себя и обрушил на нее лавину ужасной брани и оплеух.

Луисито не вмешивался — быть может, из уважения, а быть может, потому, что узнал на собственном опыте, какая у тестя тяжелая рука.

Прощай, лирический приют! Под манговым деревом пели и жаловались сухие листья, которые вдохновляли Беккера. То была «дорога, которой возвращаются не все из тех, кто следует по ней».

Но так как тесть и стражники не были поклонниками буколической поэзии, они увели беглецов, не обращая внимания на таинственный разговор сухих листьев.

— Пошли. Держите этого.

Папа схватил за руку невесту, а стражники — жениха.

У всех были унылые физиономии.

Так, в сопровождении этого свадебного кортежа Луисито и Марука прибыли в монастырь Сан-Антонио, где священник женил их уже по-настоящему.

Прошло уже пятнадцать месяцев. Супруги живут у сеньоры Чаморро, матери Луисито. Она предоставила им большую, со вкусом обставленную комнату, которая одновременно служит им и спальней, и столовой, и гостиной. А так как у них есть граммофон, то ее часто превращают и в танцевальный зал. Пожалуй, здесь больше удобств, чем под манговым деревом. Но…

Госпожа Чаморро поняла, что все-таки унизительно посылать в школу женатого сеньора. Как тут обрадовался Луисито! Жена и каникулы! Но госпожа Чаморро, к сожалению, поняла также, что детям не следовало проводить вместе столько часов подряд. Поэтому она решила ограничить их общение: не надо забывать добрые обычаи и прежде всего гигиену. Через неделю после свадьбы муж получил категорический приказ: занять приготовленное ему место переписчика. Это был свадебный подарок его дяди алькальда! И теперь он корпит над письмами в муниципалитете. Днем он почти не видит свою женушку, так как работает с семи до одиннадцати утром и с двух до шести вечером. Эта ежедневная разлука — единственное облачко, затуманивающее чистоту их лазурного неба.

Тем не менее в эти часы они пишут друг другу нежные любовные записочки. В девять утра Луисито получает две вещи: кувшин с прекрасным пуншем и записку с чем-то еще лучшим.

«Обожаемый муженек! Твое отсутствие приводит меня в отчаяние. Я уже не выдерживаю, так как часы никогда не покажут одиннадцать (каждую минуту я думаю о них, и мне кажется, что они остановились). Но все минуты, сосчитанные мною, превратятся в поцелуи, которыми я тебя осыплю, когда ты придешь. Береги себя. Обожаю тебя. Марука».

В три часа дня снова приходит служанка с кувшином и запиской. Это — час легкой закуски: кокосовое молоко, плоды тамаринда, чана, мараньона, и к этому: «Мой ангел! Обожаю тебя и очень соскучилась. Я уже не выдерживаю…» и так далее.

Луисито, разумеется, в ответ посылает пустой кувшин и соответствующую записку на бумаге с гербом Республики.

Послания обоих твердят одно и то же, но сколь важны эти послания! Лишь однажды случилось нечто более серьезное.

Бедная супруга оказалась в затруднительном положении.

Сегодня меня сильно отругала твоя мама. Виноват ты. Но, так как меня ругали за твои проделки, я приняла это почти с удовольствием. Сеньора Чаморро заметила, что ты обрезал уши у ее кота, и ужасно рассержена. Но скажи ей, что это сделала я. Представь себе, она пригрозила мне послать тебя в наказание на два месяца в Хуаюа. Она говорит, что сделает это также для того, чтобы ты переменил климат, потому что ты становишься очень худым и бледным. Эта разлука убьет меня, мой муженек. Я ужасно огорчена. Ты видишь, мы должны вести себя хорошо перед твоей мамой. Посылаю тысячу поцелуев моему ясному солнышку.

К счастью, история с ушами кота не имела никаких других последствий, но напугала их отчаянно.

Бедняжки! Они проводят неделю, считая дни, остающиеся до воскресенья, а по утрам и вечерам — часы до встречи. В конце концов этот желанный миг наступает.

— Вон идет Луисито!

Вот он уже показывается на новом мосту. И Марука, которая наблюдает за ним из-за двери, делает ему приветственный знак рукой, как бы говоря:

— Ну иди же, ленивец! Скорей!