Франсиско Веладо - Кокосовое молоко

— Да. Вести не слишком-то добрые. Приходится признать, что наш Паблито — юноша не очень достойный.

— А если говорить начистоту, так приходится признать, что он мошенник и самый настоящий негодяй!

— Что же нам делать, Клаудия? Что делать?

— В самом крайнем случае придется сказать ему правду. Это все-таки выход.

— Я не понимаю.

— Да, да, сказать правду. Он ведь влюбился не в Консуэлито, а в шестьсот квинталов, о которых мы раззвонили повсюду. Из-за этой-то нашей глупости все и получилось.

— Боже мой! Да, ты правильно говоришь.

— Иногда мне просто хочется крикнуть ему: «Наше имение не дает шестисот квинталов! Нет у нас шестисот квинталов! Нет! Нет!»

— Над нами будут смеяться.

— Пускай! Лучше раз повиниться, чем всю жизнь казниться, как говорит кум.

— Делай как знаешь. Ты лучше меня разбираешься…

— Ладно. Я теперь решилась. Я знаю, что мне делать. Расскажу все нашему соседу. Все как есть. А он пусть передаст этому пустозвону, пусть откроет ему глаза! Я сама попрошу его все пересказать, доставлю ему это удовольствие.

— А он захочет?

— Кто? Сосед?

— Да. Мне кажется, он не любитель болтать.

— Ты его не знаешь! Первый сплетник, ни за что не утерпит, чтоб не разболтать!

— А мне он казался скромным…

— Да что ты! Хитрец и ханжа! Промышляет тем, что высматривает да вынюхивает, что делается у порядочных людей, а после выставляет их на посмешище. Уверена, что обо всей этой истории он знает больше нас с тобой!

— Ладно! В общем, делай как хочешь.

— Добрый день, сосед!

— Здравствуйте, донья Клаудия!

— Как поживаете?

— Помаленьку.

— Вид у вас веселый, как всегда.

— Что ж, живу, не жалуюсь.

— Да-да. Так я шла к вам…

— Я к вашим услугам.

— Уф! Жарко…

— Как странно, не правда ли?

— Вы все шутите!

— Я хочу вам что-то рассказать. Но если вы считаете меня шутником, так, пожалуй, и не поверите.

— А о чем?

— Сначала расскажите вы.

— О чем рассказать?

— О чем хотели.

— Черт побери, сосед! Я и вправду начинаю уважать вас.

— Или бояться.

— Нет, нет!

— Ну ладно. Представим себе, что вы уже поведали о своих огорчениях, и вот в ответ на ваш вопрос, как вам быть, я отвечаю, что у меня имеется для вас новость.

— Хорошая или плохая?

— Восхитительная!

— Ну, какая же? Не томите!

— Паблито уже не собирается жениться. Он мне сам сказал.

— Ох, сосед! Если бы так! Нет, в самом деле?

— Да. Он на вас разобиделся. Вы дурно говорили о нем.

— Мы?

— Так он сказал. Вы подумали, что он зарится на ваши шестьсот квинталов. И вот щепетильность вынуждает его, поскольку он настоящий кабальеро (по крайней мере, сам он твердо в этом уверен), отказаться решительно, или, кажется, он сказал «категорически», от свадьбы с вашей дочерью. Он просил меня передать Консуэлито это письмо.

— Давайте сюда. Спасибо! По правде говоря, я действительно плохого мнения об этом молодом человеке…

— Да, сеньора. Но кому не везет в любви, тому везет в игре. Так и вышло. Вчера был розыгрыш, и Паблито достался самый большой выигрыш.

— А!

— Да.

— Правда?

— Правда. Он пошел получать деньги. Поэтому и попросил меня передать письмо.

— Ну и дела! Как в кино…

— Человек предполагает…

— Да, понимаю. Но видите ли, сосед, господь бог знает, что делает. Эта лотерея принесла счастье не Паблито, а нам.

— Я тоже так думаю.

— Спасибо, сосед, спасибо! Я как раз на днях говорила мужу, что хочу поделиться с вами своим горем, потому что знаю, какой вы человек.

— Сеньора…

— Да, да! Вы человек на редкость сдержанный скромный…

— Но, сеньора…

— Да, да, это так!

— Ну, коли так — пусть так…

Луисито Чаморро — переписчик. Ему шестнадцать лет, он красив и подвижен. У него ни малейшего пушка над губой и нет никакой надежды на его появление.

Его жену зовут Марука. Ей столько же лет, но ее красивое озорное личико с короткой мальчишеской прической придает ей вид девочки, еще играющей в куклы.

Уже целую вечность они безумно — хотя и спокойно — любили друг друга. Каждый день он поджидал ее на определенных улицах, провожал в школу, дарил ей консервированные лакомства из кокосов и почтовые открытки. Она отвечала ему пакетиками с леденцами, картинками с изображениями святых и другими подобными драгоценностями. Ангелочки! Но в один прекрасный мартовский день, когда даже кокосовые пальмы стонали от жары, вспыхнула их страсть. Дети обнялись. И нужно было решать вопрос об их свадьбе в спешном порядке.

В прежние времена после венчания новобрачная должна была оставаться в родительском доме две недели. Как осудили бы люди наших бабушек, если бы этот обычай был нарушен.

А теперь, когда молодые возвращаются из церкви, их уже ждет автомобиль. Попрощавшись на тротуаре с родителями или даже не попрощавшись, они укатывают на автомобиле с такой быстротой, будто их преследует сам дьявол. Вероятно, тут сказывается желание нынешнего поколения совсем изжить этот уродливый обычай.

С тех пор как девицы провозгласили права женщины, молодые люди сочли себя обязанными возвести права мужчины в пятую степень. Так возникла мода устраивать свадьбы попросту. Она весьма практична. И в наши дни очень часто таким образом женятся и в Сан-Антонио, и Науисалько, и в других близлежащих деревеньках. Мода пришла, разумеется, из Сан-Сальвадора, где модники обычно устраивали такие свадьбы в Мехиканос, Акулуаке или Панчималько. Теперь жениху с невестой нужно только раздобыть себе шаферов, — владеющих автомобилем, — это непременное условие; они уезжают в какое-нибудь близлежащее селение и возвращаются уже блистательно обвенчанными. А сколько есть таких молодых людей, которые и за день до своей свадьбы никому о ней не сообщают, даже своим собственным невестам!

Все это наблюдали Луисито и Марука. И всякий раз, когда они слышали разговоры о новой «простой» свадьбе, их сердечки начинали как-то странно биться, хотя дети ничего и не говорили друг другу. Но вот однажды по дороге в школу первая намекнула девочка:

— Если бы и мы поженились вот так…

— Что, что?

— Ничего.

Он, покраснев, как лепестки хокоте, решился:

— Ну, что ж, если бы ты захотела…

— Ты о чем?

— Ну, вот это…

— Что ты сказал?

— Что… ну, ты же знаешь.

— Повтори еще.

— Нет.

— Ну, повтори.

— Видишь ли… да нет, не знаю, не знаю…

— Но ведь ты только что сказал мне, что да, что если я захочу…

— А твои папа с мамой?

— Глупый, что они сделают? Согласятся, как и все.

— Они рассердятся.

— Да, но сразу же и простят нас.

— Видишь ли… я… я боюсь мамы.

— Ба! Разве ты не мужчина!