Прободх Саньял - Куклы

Кхурима и Лабонья обменялись взглядами. Они не могли прийти в себя от изумления. Этот роскошный дворец в Калькутте принадлежит Шиву! Шиву — хозяин такого великолепия! Тот самый Шиву, у которого три года назад не было и горсти риса! Прошло всего три года! Да, во время войны все возможно!

Кхуриме трудно разобраться во всем этом. Она чувствует себя совершенно растерянной. Ее подавляет окружающая роскошь.

Старший слуга внес ворох шелковой одежды. Вслед за ним появился повар-брахман:

— Пойдемте, госпожа, в кладовые. Вот ключи, их прислал вам милостивый бабу.

Вернулся Болу, вымытый, нарядный — совсем мальчик из богатой семьи. Взглянув на него, Лабонья не могла удержаться от улыбки.

Вечером, встретившись с Шиву, Кхурима сказала:

— У тебя здесь, сын мой, все не по-нашему.

Шиву усмехнулся:

— Ничего не поделаешь, ведь это Калькутта! Вы в деревне все еще держитесь за прошлое. Здесь так нельзя, Кхурима…

На улице раздался гудок автомобиля. Шиву объяснил:

— Вам подали машину. А где Лабонья?

— Машину? Это еще зачем? — опросила Кхурима.

— Почему бы вам не покататься? Поезжайте за город, подышите свежим воздухом.

— А кто нас повезет?

Шиву усмехнулся.

— Мой шофер. И дарован поедет с вами. Не хотите ли посмотреть кино?

— Нет, сын мой…

Шиву пошел провожать Кхуриму и Лабонью до автомобиля. В воротах им встретились два богато одетых господина. Увидев Шиву, они дружески его приветствовали. Лабонья и Кхурима смутились и хотели идти дальше, но Шиву остановил их:

— Позвольте вам представить…

Шиву что-то быстро проговорил на ломаном английском языке.

Лабонья и Кхурима поспешили к машине. Болу уже сидел в ней. Подошел Шиву и сказал:

— Я познакомлю вас со всеми моими друзьями. В Калькутте женщин взаперти не держат.

Автомобиль тронулся. Шиву проводил его взглядом. Как бы ни были знатны эти Лахири, а собственного автомобиля у них никогда не было. Им даже и во сне не приснится, сколько он затратил на свой особняк. Лабонья горда, высокомерна. Но за горсть рупий любая Лабонья из миллиона Лабоний сегодня же вечером может быть у его ног. И все же гордость Лабоньи не помешала ей принять от него шелковые сари и наряды! В наше время живут только сильные, для слабых нет места в жизни. Они — и Кхурима и Лабонья — в этом скоро убедятся!

В тот же вечер Кхурима, усадив около себя Шиву, попросила:

— Ну, расскажи же мне толком, как тебе удалось разбогатеть.

— Очень просто, — ответил Шиву. — Надо было только не зевать. Занялся поставками на армию. Чего я не поставлял! Корзины, веники, щетки, кур, коз, одеяла, кожи, овощи… Так-то вот, Кхурима.

— На этом-то ты и разбогател?

— Не только на этом. Когда я попал в Ассам, а затем в Читтагонг, дела пошли еще лучше. Там шло строительство аэродрома. Все кули поразбежались от японских бомб. Я навербовал две тысячи кули в других местах. И это я делал не раз. Вот и деньги.

Кхурима внимательно слушала, не спуская с него глаз. Шиву продолжал:

— Военным нужны не только аэродромы. Они прокладывают в лесах и горах дороги, строят мосты. А я на этом зарабатываю деньги. Да, я умею делать дела! Глядишь, и вдруг откуда-то сразу тысячи рупий! У кого денег нет, тот подумает, что я рассказываю сказки, но те, у кого они есть, знают, как легко их доставать.

Кхурима выслушала его рассказ, не проронив ни слова.

Прошло несколько дней. Как-то вечером Шиву заглянул к Кхуриме. На веранде он застал одну Лабонью.

— Мама на кухне, — сказала она.

Шиву притворился рассерженным:

— На кухне? Зачем же? Ведь там два повара-брахмана, что они-то будут делать? Ты знаешь, сколько я плачу повару? Сорок рупий. В моем доме на жалованье слугам, на их одежду, еду каждый месяц уходит тысяча рупий. Кроме того, все они еще воруют.

Лабонья переспросила:

— Тысяча рупий?

— Да, тысяча рупий… А Кхурима на кухне! Уж не хочет ли и она поступить ко мне на службу?.. Пойду отчитаю этих бездельников.

— Постой, не ходи, — остановила его Лабонья. — Мама хочет сегодня сама приготовить обед, вот и ушла на кухню…

Шиву закурил, пустил клуб дыма:

— Какая честь — Кхурима готовит мне обед!

— Послушай, Шиву, тысячу рупий ты тратишь на одних только слуг. Еще тысячу, а то и полторы тебе будет стоить, если мы у тебя останемся. Лучше отошли ты нас обратно…

Шиву широко улыбнулся:

— Тысяча? Полторы? Да разве это деньги? Пусть это тебя не тревожит.

Он посмотрел по сторонам: они по-прежнему на веранде одни.

— Я тебе кое-что принес, Лабонья.

Шиву вынул из кармана драгоценное ожерелье:

— Хочу сделать тебе подарок.

Лабонья удивилась:

— Зачем?

— Так просто, захотелось подарить.

— Сколько же оно стоит?

— Девятьсот рупий.

— Зачем же ты бросаешь на ветер такие деньги? Девятьсот рупий!

— Если бы знал, что напрасно, не покупал бы. Оно тебе очень пойдет.

— В Калькутте много девушек. Почему бы тебе не подарить какой-нибудь из них?

Голос Лабоньи звучит сурово и холодно. Взгляд ее настолько ясен и строг, что Шиву не в силах его выдержать.

— Так как же? Примешь ты от меня подарок или нет?

— Сначала спрошу у матери, без ее позволения не возьму.

— В таком случае можешь ни о чем у нее не спрашивать!

И Шиву сунул ожерелье в карман.

— Ты побудь здесь, Шиву-да, а я пойду позову мать и сейчас же вернусь.

С этими словами Лабонья ушла.

Шиву задрожал от ярости. В каждом слове, в каждом движении Лабоньи оскорбительный намек на то, что он, бывший нахлебник, ничтожество, презренное существо, недостоин их. Как будто они облагодетельствовали Шиву, приехав к нему в дом, как будто для Шиву великая честь, что они едят его рис!

И Шиву спросил себя: «Так ли уж много денег нужно, чтобы купить эту гордую, непорочную чистоту? Сколько же стоит Лабонья?»

Родных у Шиву нет, жениться он не собирается. Но в его доме все время толкутся посторонние люди. Приходят сахибы [27] Сахибы — господа, здесь: одетые по-европейски люди. — пьют чай, иногда бывают девушки с накрашенными губами, майоры и лейтенанты в форме цвета хаки. Много знакомых, много гостей. Одни из них играют на скачках, другие — агенты, поставщики, купцы-марвари. Но Шиву одинок, как в пустыне. Зато у него есть деньги и он властелин. Шиву знает цену всем этим «карпам» и «лещам», которые плывут к нему стаями. Их влечет запах денег, а вовсе не дружеские чувства. Деньги Шиву — вот приманка для них.

Да, Лабонья сейчас в его доме. Но Шиву это нисколько не волнует. У него нет времени задумываться над тем, любит он Лабонью или нет. Лабонья красива, но это не мешает Шиву спокойно спать. Если он не добьется Лабоньи — большой беды не будет; добьется — ничего особенного не приобретет.

Шиву видел в жизни только две крайности: нищету и богатство. Он долго бедствовал, теперь богат. Среднего он не испытал. Пока он был беден, ему было не до любви; теперь, разбогатев, он может купить себе любую красавицу. И Лабонью тоже.