Прободх Саньял - Куклы

Прожив некоторое время у Шиву, Кхурима сказала ему:

— Насмотрелись мы уже на твою Калькутту, покатались в машине, побывали в кино. Хорошо пожили. Не думаешь ли ты, сын мой, что нам пора возвращаться к себе?

Шиву улыбнулся:

— Как же так? Ведь Болу поступил на службу.

— Ты мне этого не говори! — ответила Кхурима. — Такой малыш, ничего не умеет, за что же ему деньги платить?

— Вы и вправду хотите ехать, Кхурима? — спросил Шиву.

— А как же иначе? Бросили дом, все на свете. Ведь, как никак, наше родное гнездо там.

— А если я устрою вас в Калькутте?

— Здесь? У тебя?

— Нет, в другом месте.

— Скажи, Шиву, почему тебе так хочется, чтобы мы остались?

Шиву смутился и не сразу нашелся, что ответить. Овладев собою, он объяснил:

— Я ведь для вас стараюсь, Кхурима. Какая в деревне жизнь? Можно ли там жить по-человечески?

На это Кхурима ничего не сказала.

В тот же день вечером Шиву появился в комнате Лабоньи со свертком в руках.

— Поедем со мной в кино, Лабонья. Но сначала возьми вот это… — И он развернул перед ней сверток.

Лабонья расхохоталась.

— Ты с ума сошел! Чтобы я красилась и пудрилась?

Шиву с улыбкой ответил:

— Теперь все это делают.

— Накрашенная и напудренная я на улицу не покажусь. Ни за что!

— Ведь ты же не маленькая девочка. А то я подарил бы тебе мол [28] Мол — детский ножной браслет. .

— Чтобы сковать меня по ногам?

Шиву усмехнулся.

— Собирайся, а то опоздаем.

— Я готова, — Лабонья поднялась.

— Нет, подожди. Я купил тебе еще шелковые туфли. Ты должна их надеть.

Лабонья все исполнила: накрасила губы, напудрила лицо и надела шелковые туфли. Ведь в этом нет ничего дурного. И потом, ее отказ обидел бы Шиву! А он сделал для них очень много, и притом от чистого сердца, без всякой корысти. На него нельзя пожаловаться.

Сегодня Шиву вел свою машину сам. Лабонья сидела рядом.

— Скажи, Шиву, тебя очень огорчило, что я не взяла ожерелье?

— Нисколько. Я тут же продал его на черном рынке. Может быть, подарить тебе другое?

Лабонья побледнела от обиды.

— Нет, лучше ты мне ничего не дари, — только и смогла она выговорить.

А Шиву совершенно спокоен. Если Лабонья думает, что он, Шиву, в нее влюблен, она ошибается. У него нет никаких серьезных намерений, да он и не представляет, что любовь может быть источником радости, чем-то чистым, светлым… Не этого нужно Шиву от женщин.

Когда они вошли в кино, сеанс уже начался. В темноте отыскали места, сели рядом. Шиву не знал названия картины, она его не интересовала. Пришли в кино — и хорошо! Шиву богат, взял самые дорогие билеты, у кинотеатра его ждет шикарная машина, и в довершение всего — с ним красивая, нарядная девушка. Но если бы этой девушкой была не Лабонья, а какая-нибудь мисс Молли Рай или Лина Стэнхоп, ничего бы не изменилось. Для него все они одинаковы.

Когда есть деньги, машина, собственные дома, в женщинах недостатка не будет. Уйдет одна, явится другая, Шиву на этот счет спокоен.

Рука Шиву в темноте тихо легла на плечо Лабоньи. От этого прикосновения по ее телу пробежал холодок. Лабонья вздрогнула и осторожно сняла руку Шиву со своего плеча. Так мужчина дает понять, чего он хочет; женщины хорошо знают этот язык жестов! Понимает его и Лабонья.

В тот вечер этим все и кончилось. Когда они вышли из кино, Шиву встретил на улице двух друзей. С ними была девушка. Шиву познакомил их со своей спутницей. На этот раз беда миновала Лабонью.

Все вместе отправились на Новый базар, где накупили массу всякой всячины: богачи умеют тратить деньги. Часа три бродили они — трое мужчин и две девушки — по Калькутте, и Шиву разбрасывал деньги направо и налево.

На обратном пути — опять вдвоем в той же машине. Время военное, и в Калькутте затемнение: темно на улице, темно в автомобиле. Шиву спокоен по-прежнему, его не одурманивает восторг, ему неведома мечта любви. Красивое молодое тело — вот все, что ему нужно от гордой дочери Чхотто-Лахири.

А Лабонья полна мучительного недоумения. Шиву для нее загадка. Она поняла, что значило прикосновение его руки. Но этим тайна еще до конца не раскрылась.

— Шиву-да…

В голосе Лабоньи ясно звучит покорность, почти нежность. Куда девалось ее недавнее высокомерие?

Для Шиву в этом нет ничего неожиданного. Так и должно было случиться. Все женщины одинаковы: сначала отпор, сопротивление, потом уступчивость и готовность. Но это приходит не сразу.

Лабонья не взяла ожерелье за девятьсот рупий — ничего! Наступит срок, и она будет рада простой брошке ценой в десять рупий. Так судит Шиву о женщинах, и до сих пор еще ни разу не ошибался.

И теперь, услышав негромкий оклик Лабоньи, он невозмутимо спросил:

— Ты хочешь мне что-то сказать, Лабонья?

— Нет, ничего… Далеко ли до дома?

— Уже приехали! — Шиву резко остановил машину.

Они вышли. Шиву уверенно взял Лабонью под руку.

Пробило одиннадцать. У себя в деревне Лабонья никогда не возвращалась домой так поздно. В темном коридоре их встретила Кхурима.

— Где вы пропадали? Что это значит?

Их руки тотчас же разъединились.

Не поднимая на мать глаз, Лабонья ответила:

— Мы немного задержалась, мама…

— Что это ты задумал, Шиву?

— О чем ты, Кхурима? — с невинным видом опросил Шиву.

— О чем? — голос Кхуримы стал резким, и жестким. — Ты прикасался к моей дочери?

— Я не сделал ничего дурного, Кхурима!

Кхурима вся затряслась от ярости и негодования, закричала:

— Мы приехали в твой дом, потому что поверили тебе, а не для того, чтобы потерять здесь честь! Берегись, Шиву, я предупреждаю тебя, берегись! Завтра мы уезжаем отсюда, но чтобы и твоей ноги у нас не было!..

Лабонья бросилась к себе в комнату — она вся дрожала. Мать поспешила за ней.

Шиву остался один в темном коридоре. И следа смущения не было на его лице — он улыбался. Он думал о том, сколько потребуется денег, чтобы смягчить этот благородный гнев Кхуримы. Вышло небольшое недоразумение. Маленькая ошибка в расчетах — и только. Все можно уладить с помощью денег, ведь с Лабоньей они уже почти договорились.

В эту ночь Шиву, как всегда, спал спокойно.

Да, конечно, Кхурима завтра же уедет, но, вот беда: денег на дорогу нет. Целый день ждала она, что Шиву зайдет; так и не дождавшись, послала к нему Болу. Мальчик возвратился со страшной новостью: Шиву попал в автомобильную катастрофу, его привезли домой, и теперь он лежит и не может подняться.

Сердце старой матери дрогнуло. Неужели это ее проклятие обрушилось на Шиву? Полная тревога, она спросила:

— Что с ним? Ему очень плохо?

— Да, очень. Там собралась целая толпа, — ответил Болу.

Лабонья встревожилась не меньше Кхуримы, но постаралась это скрыть.

— Болу, ты побудь с мамой, а я искупаюсь и сейчас же вернусь, — сказала она брату и вышла из комнаты.