Йордан Йовков - Если бы они могли говорить
- Название:Если бы они могли говорить
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:София пресс
- Год:1990
- Город:София
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Йордан Йовков - Если бы они могли говорить краткое содержание
Если бы они могли говорить - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И так изо дня в день. Медара не уступал, но и черный не подчинялся. Медара почти кожей чувствовал, что жеребец все еще боится табунщика, но уже начинает ненавидеть его лютой ненавистью: подолгу глядит на него из-под гривы тяжелым, недобрым взглядом; вздрагивает и резко вскидывает голову, когда Медара запрыгивает в седло.
— Ничего-то ты, приятель, не сделаешь, — говорил Медара, стиснув от злости зубы. — Сбросить ты меня не сможешь, а захочешь укусить — все зубы пересчитаю. Что тогда станешь делать?
И все же Медара понимал, — ведь недаром он столько лет пас лошадей, — что черный хочет единственно того, чтобы его оставили вместе с табуном на воле. То, что раньше он был на конюшне, среди людей, он будто и забыл вовсе. Любо ему было мять высокую, по грудь, росистую траву, купаться под дождем, подставлять морду навстречу ветру, скакать свободно, без узды, как и другие лошади в табуне. Всем своим существом он стремился к свободе. Только смутная привычка тонкой нитью все еще привязывала его к человеку, заставляла подчиняться. Но эта нить могла легко оборваться. Медара понимал все это, но не уступал. «Заставляю его меня слушаться, а потом скажу хозяину, чтобы позволил мне взять другого коня», — думал он. Спешиваясь, Медара давал жеребцу отдохнуть, но все равно держал его на веревке. У него был железный кол, он всаживал его в землю и привязывал к нему веревку. И вот однажды вечером он спрыгнул с коня, чтобы выкурить сигарету, а веревку накрутил на руку — глупость, которая едва не стоила ему жизни.
Свернув самокрутку, Медара с наслаждением выкурил ее и незаметно задремал. Душно было, как перед грозой. Где-то далеко сверкали молнии, шел дождь, но здесь гроза еще только собиралась. Медара и не заметил, как заснул. И вдруг что-то ударило его о землю, он полетел в воздух и снова грянулся оземь. Медара открыл глаза, но со сна не мог понять, где он. Вокруг сверкали молнии, потом наступала кромешная тьма, и снова все заливало голубым светом. Впереди слышался топот копыт — это несся перепуганный табун (лошади больше всего на свете боятся молний), а за табуном летел вороной, волоча за собой Медару. Веревка была не длиннее десяти метров, и при свете молний Медара смог увидеть жеребца и заметить выражение его глаз, когда он слегка оборачивался назад. В них читался гнев и лютая ненависть. Возможно, он испугался грозы, но верно было и то, что жеребец почувствовал, что на этот раз сила на его стороне, и даже не думал останавливаться.
Все это продолжалось недолго. Медара понял, что если он ничего не предпримет, то погибнет. Собрав остатки сил, он перевернулся и ухватился за веревку обеими руками. Теперь не только жеребец волочил Медару, но и Медара, насколько мог, натягивал веревку, чтобы заставить жеребца остановиться. Осознав, что ничто не в силах остановить вороного, Медара вынул из кармана нож и перерезал веревку. Но в ту же секунду он налетел на какой-то корень и что-то полоснуло его по горлу, словно ножом…
Вернулся из конюшни Митуш и, увидев, что Медара смотрит в поле, сказал:
— Что это ты задумался? Али увидал чего?
Медара вздрогнул, усмехнулся и покачал головой:
— Да вот вспомнил черного жеребца хаджи Петра. Боже, Митуш, какие кони были когда-то, какие кони! Тот жеребец — как меня только не убил, не знаю! Вон какой шрам остался! Но знаешь, и ему пришлось несладко. Помнится, как-то летом привели мы табун в загон — кузнецы пришли подковать лошадей, — а черный снаружи остался. Решил через плетень перескочить, да на кол и напоролся… Так и сдох…
И хотя Медара не раз рассказывал эту историю, он неторопливо принялся рассказывать ее с самого начала…
К РОДНЫМ
После ужина дядюшка Митуш, Аго и Марин улеглись отдохнуть. Весь день они трудились, не покладая рук, работали на молотилке — среди шума, пыли, в жару. Даже если бы и хотели, не смогли бы разговаривать. Лицо, волосы — все было покрыто мелкой пылью. Они походили на арапов, лишь белки блестели из-под черных воспаленных век, даже рта не смели открыть. А теперь лежали в тишине, чистоте, прохладе. Они вымотались вконец, но не торопились засыпать, приятно было так лежать и разговаривать, и слушать то, что говорил другой.
— Ребятушки, укройтесь-ка получше, ночью будет холодно, роса будет, — сказал дядюшка Митуш. — По звездам видно — вон, какие они ясные и как дрожат, переливаются…
— Звезда упала, — отозвался Марин. — Умер кто-то…
Зашуршало сено, и сразу же послышался гортанный смех Аго:
— Умер… Больно много ты знаешь… Все это бабушкины сказки… выдумки… — повторил Аго, смеясь.
— Не смейся, Аго, — сердито одернул его дядюшка Митуш. — И что ты за балаболка. Молчи. Не знаю, ребятушки, умер ли кто, но звезды все падают, падают… Вон, в сербскую [7] Имеется в виду Балканская война 1912 года.
, сколько народу полегло. А звезды тогда так и падали, так и падали… И право сказать, смотрю я на эти звезды, и такие думы приходят на ум. Днем человек работает, некогда ему думать, глаза другим заняты, а вот вечером… Эв-ва, сколько звезд! Кто их там развесил? Что там, вверху? А?
— Ученые говорят, что и на звездах есть люди, — отозвался Марин.
Аго опять зашумел, закрутился на сене.
— Черта лысого знают твои ученые, — сердито сказал он.
— Вечерами такие мысли лезут в голову, — продолжал дядюшка Митуш, словно не слыша слов Аго. — Я вот все спрашиваю себя: куда мы денемся, когда помрем? Что с нами будет? Почему камень живет тысячи лет, а человеческий век так краток? Почему? Вот и смотришь вверх, и спрашиваешь, и спрашиваешь… И будто оттуда кто-то на тебя смотрит, а ничего не говорит. Молчит. А ты все думаешь и удивляешься…
Он умолк. Все трое молчали, ничего не говоря. И дядюшка Митуш продолжил:
— Я потому хочу побывать в селе. Живых там у меня уже никого не осталось, все померли. А так — словом добрым помянуть, свечку поставить — и то легче. Схожу я, душа просит. Вот в понедельник и отправляюсь.
— А? Что? — вскинулся Марин, но тут же уронил голову и заснул. Аго тоже похрапывал. Митуш зябко повел плечами, поплотнее укутался и снова устремил взор на звезды.
С некоторых пор все в поместье подшучивали над Митушем. Заявив о своем твердом намерении наведаться в родное село, он все откладывал поездку и стал притчей во языцех. Васил не верил, что Митуш решится поехать: он настолько привык постоянно видеть его в поместье, что представить себе не мог, как это Митуш уедет.
Митуш пришел в поместье еще молодым О нем было известно, что один за другим умерли его двое детей, затем скончалась и его жена. Частенько видели Митуша, выходящим из конюшни с красными глазами — как у пьяного или как у человека, который недавно плакал. Поговаривали, что на душе у него какой-то грех, неспроста померли его близкие, дети, а потому он и заливал горе ракией. Но хозяев не интересовало состояние души слуг, для них было важно то, как они работают. С годами Митуш успокоился, стал тихим, кротким, таким, каким его знали сейчас, работал за троих, и этого было достаточно.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: