Энтони Троллоп - Смотритель

— Для меня всё в мире кончено, — сказал он, в последний раз стискивая руку мистера Хардинга. — Мне осталось простить тех, кто причинил мне зло, и умереть.

Банс ушёл. Тогда мистер Хардинг дал волю своему горю и тоже зарыдал.

Наш рассказ окончен; нам осталось лишь собрать нити повествования в аккуратный узел — работа нетрудная как для автора, так и для читателей. У нас было мало персонажей и мало волнующих событий, так что, если бы не обычай, мы предоставили бы воображению всех заинтересованных сторон домыслить, как разрешились события в Барчестере.

Наутро после дня, завершившего нашу последнюю главу, мистер Хардинг под руку с дочерью покинул богадельню в ранний час и спокойно уселся завтракать в наёмных комнатах над аптекарской лавкой. Торжественных проводов не было; никто, даже Банс, не видел, как мистер Хардинг оставил старое жилище, и в аптеку он вошёл так же просто и без церемоний, как если бы заглянул за пластырем или леденцами от кашля. Когда Элинор проходила в ворота и по мосту, на глаза ей навернулись слёзы, но мистер Хардинг шагал упругой походкой и под новый кров вступил с весёлым лицом.

— Ну вот, милая, — сказал он, — всё под рукой, и здесь ты можешь приготовить чай не хуже, чем в богадельне.

Так что Элинор сняла шляпку и приготовила чай. И так бывший смотритель Барчестерской богадельни завершил свой побег и перебрался на новое место.

Довольно скоро архидьякон заговорил с отцом о назначении смотрителя. Разумеется, он подобрал три или четыре собственные кандидатуры, учитывая, что план мистера Камминга касательно Пуддингдейлского прихода оказался неосуществим. Смогу ли я изобразить его изумление, когда отец объявил, что не будет назначать мистеру Хардингу преемника?

— Если мы сумеем всё уладить, мистер Хардинг вернётся, — сказал епископ, — а если не сумеем, то неправильно будет ставить какого-либо другого джентльмена в столь жестокое положение.

Тщетно архидьякон спорил, увещевал и даже грозил, тщетно в самой суровой манере обращался к отцу «милорд», тщетно восклицал: «Боже великий!» тоном, перед которым дрогнул бы целый синод, не то что слабый и дряхлый епископ. Никакие силы не могли понудить епископа назначить нового смотрителя взамен мистера Хардинга.

Даже Джон Болд пожалел бы архидьякона, когда тот в расстроенных чувствах возвращался в Пламстед: церковь рушится, нет, уже пала в прах; её служители без боя сдаются под натиском врагов, а один из наиболее почитаемых епископов — человек, по общему мнению совершенно послушный ему, доктору Грантли, во всех такого рода вопросах! — положительно настроен капитулировать и признать себя побеждённым!

Как живёт богадельня после ухода смотрителя? Увы, плохо. С отставки мистера Хардинга прошло уже несколько лет, а смотрительский дом по-прежнему стоит пустой. Старый Белл умер, и Билли Грейзи; одноглазый Сприггс допился до смерти, и ещё трое из двенадцати перебрались на кладбище. Шестеро умерли, шесть мест остались вакантными! Да, шестеро умерли, и не было с ними в последние минуты доброго друга и утешителя, богатого соседа, который приятными мелочами облегчил бы тягость подступающей смерти. Мистер Хардинг, конечно, их не покинул; от него они получили то утешение, которое даёт умирающего его христианский пастырь. Но то была забота приходящего священника, не постоянное присутствие хозяина, соседа и друга.

Не лучше жилось и тем, кого смерть пока пощадила. Между ними пошли свары и ссоры, кто главнее, и постепенно они поняли, что скоро из них останется лишь один — последний жалкий обитатель некогда тёплого и уютного, а ныне тоскливого дома.

Самому зданию богадельни не дали обветшать и разрушиться — об этом заботится мистер Чодвик, который по-прежнему управляет её финансами и переводит арендную плату от земель на специально открытый банковский счёт. Однако всё пришло в запустение. Смотрительский сад и дорожки заросли сорняками, на клумбах нет цветов, нестриженные газоны встречают посетителя мхом и высокой мокрой травой. Ничто здесь уже не радует глаз. Увы, один из красивейших уголков Барчестера превратился в самый безобразный.

Мистер Хардинг не переехал в Крэбтри. Мистер Смит по-прежнему живёт там со своим счастливым семейством, а мистеру Хардингу выделили небольшой приход в черте города. Это самый маленький приход, какой только может быть: он включает часть соборной территории и несколько близлежащих старых домов. Сама церковь — удивительное готическое строеньице над воротами в стене собора, и попасть в неё можно по лестнице из арки ворот. Размером она не больше обычной комнаты — футов, может быть, двадцати семи в длину и восемнадцати в ширину, — и все же это настоящая церковь. В ней есть старая резная кафедра и аналой, крохотный алтарь под старым темным витражом, купель, полдюжины скамей и десяток мест для бедных, а также ризница. Крыша острая, из тёмного дуба; три поддерживающих её бруса доходят до боковых стен и заканчиваются гротескными резными лицами: два чёрта и ангел с одной стороны, два ангела и чёрт с другой. Такова церковь святого Катберта в Барчестере, где мистер Хардинг получил место настоятеля с чистым доходом семьдесят пять фунтов в год.

Здесь он каждое воскресенье совершает вечернюю службу и раз в три месяца — таинство евхаристии [68]. Прихожан у него немного, а будь их больше, они бы не помещались в церкви; однако шесть скамей заполняются, а на первом из мест для бедных всегда сидит наш старый друг мистер Банс в опрятном казённом платье.

Мистер Хардинг по-прежнему регентствует в Барчестерском соборе и почти каждое воскресенье за утренней службой поёт литанию, как никто в Англии. Его нельзя назвать несчастным или недовольным; он по-прежнему живёт на съёмной квартире, куда перебрался из богадельни, но теперь занимает её один: через три месяца после их переселения Элинор стала миссис Болд и, разумеется, переехала к мужу.

Со свадьбой пришлось преодолеть некоторые затруднения. Архидьякон не мог так быстро забыть горе и наотрез отказался почтить церемонию своим присутствием, но, впрочем, отпустил на неё жену и детей. Бракосочетание прошло в соборе, венчал сам епископ — в последний раз, ибо, хотя он ещё жив, силы уже не позволяют ему служить.

Довольно скоро, примерно через полгода, когда свадьба Элинор отошла в область воспоминаний и обращение «миссис Болд» утратило для окружающих трепетную новизну, архидьякон согласился встретиться с Джоном Болдом за обедом, с тех пор они сделались почти дружны. Архидьякон твёрдо убеждён, что его свояк в холостяцкие годы был атеистом и не верил в великую истину нашей матери-церкви, но женитьба, как это частенько бывает, открыла ему глаза. А Болд так же склонен полагать, что время смягчило суровость архидьяконского нрава. Впрочем, при всей своей дружбе историю с богадельней они стараются не обсуждать.