Дмитрий Мамин-Сибиряк - Белое золото

— С лица-то не воду пить, — объяснил старик.

Семья Ковальчуков начала быстро богатеть. Все нужды большого крестьянского дома были покрыты, и оставались еще свободные деньги. За второе лето под Момынихой Ковальчуки взяли больше тысячи. Мужики приоделись, бабы щеголяли в новых кумачных платках; но дедушка Елизар не позволял баловаться и крепко держал деньги при себе. Бабушка Парасковья тоже сделалась точно скупее и постоянно попрекала Настю каждым куском хлеба.

— Ох, уж эта мне дармоедка, — ворчала старуха при каждом удобном случае. — Ведь маленькая, а съест за большую.

Настя не раз потихоньку плакала, вспоминая добрую Дарью. При ней не то было. Новая сноха оказалась ленивой и глуповатой, и ей тоже доставалось. Хозяйство пришлось вести Марье, жене Фрола, и она постоянно говорила:

— Разве так при Дарье было? Не смотрели бы глазыньки… Все у нас через пень-колоду выходит. Тоже взяли сноху в дом, а она и ступить не умеет.

Нахлынувшее богатство принесло дедушке Елизару много новых забот, главной из которых являлось то, что не хватало рабочих рук. Старуха-жена оставалась дома, дочь Марья, занятая ребенком, работала в половину, младшая дочь, Анисья, того гляди, выйдет замуж, молодая сноха оказалась ленивой, маленькая Настя помогала бабушке, — вообще, от баб немного было пользы. Мужики еще работали, хотя зять Фрол начал «зашибать», — нет-нет и напьется. Вся надежда оставалась на младшего Ефима, которого старик собирался женить, — значит, в доме будет новая работница. И все-таки мало своей силы. Брать чужого человека дедушка Елизар долго не решался. Как-то оно не подходило.

Дело устроилось само собой. Бывший штейгер Мохов шлялся по промыслам без всякого дела и пристал к семье Ковальчуков. Лошадь он давно пропил и работал за поденщину, как простой рабочий.

— Что-же, поработай с нами, — согласился дедушка Елизар. — Только не поглянется тебе после легкаго-то житья в конторе.

— Ну, ее, контору, — ворчал Мохов. — Ты и Кирюшку оттуда возьми, дедушка. Избалуется он там…

Мохов хоть этим путем хотел отомстить «солдатке», которую считал главной виновницей своего падения. Дедушка Елизар и сам много раз подумывал о том же, но все как-то не решался. Положим, Федор Николаич его обидел тогда относительно делянок, а «солдатка» не выдала Кирюшкиного жалованья, а все-таки через них он и жить пошел. Легкая рука у «солдатки», — тогда на ее деньги он обыскал с Емелькой платину под Момынихой.

Когда Мохов не пил, он работал, как вол, и при том был простоват. Дедушки Елизара он побаивался, хотя и ворчал про себя. С ним вместе пришла и собака Крымза, с которой он ни за что не хотел расстаться. Из-за этой собаки Мохов готов был драться, и сам дедушка Елизар, не выносивший собак, ничего не мог поделать.

— Может, Крымза поумнее другого человека, — уверял Мохов совершенно серьезно. — Она все понимает, ежели ей сказать хорошенько.

Приглядевшись за лето к Мохову, дедушка Елизар начал что-то соображать про себя. Старик, вообще, не любил делиться с кем-нибудь своими мыслями и раздумывал один. Кто же может что-нибудь понимать в его делах?

Заходил иногда под Момыниху охотник Емелька. Он ходил все таким же рваным и был рад, если Марья раздобрится и покормит чем-нибудь. Денег у старика Емелька больше не просил, но дедушка Елизар почему-то его не взлюбил. Что он зря шатается но промыслам? А то усядется с утра куда-нибудь на кучу перемывок и торчит целый день, как сыч.

— Шел бы ты, Емельян, своей дорогой, — оговаривал его дедушка Елизар, начиная сердиться. — Што зря-то торчать тут? Не видал, што ли, как добрые люди работают?

— А тебе места жаль, — огрызался Емелька. — Не бойся, ничего с собой не возьму. Обжаднел ты совсем, Елизар, вот я и гляжу на тебя.

— Тебе-то какая забота?

— А такая… Вместе обыскивали платину. Забыл, видно? Недаром говорится, что с богатым мужиком, как с чортом, — не сговоришь.

— Ну, ну, будет тебе.

— Обрадовался платине, — не унимался Емелька, — только взять ее не умеешь.

— У тебя не буду учиться. Уходи, говорят.

— И уйду.

Емелька как-то странно смеялся и уходил. Дедушка Елизар каждый раз чувствовал себя не по себе при этом Емельке, и ему делалось немного совестно. Действительно, вместе обыскивали платину. Ну, так что же из того? Емелька тут при чем?

Под Момынихой платина шла хорошо, и все старатели зарабатывали порядочные деньги. Дедушка Елизар с завистью смотрел на них, когда они в субботу приходили в контору, точно они сдавали его собственную платину. А все Федор Николаич виноват, — заартачился, точно на пень наехал. Дедушка Елизар не мог этого забыть и несколько раз говорил самому Федору Николаичу:

— Обидел ты меня тогда, Федор Николаич!

— Перестань грешить, старик, — отвечал Федор Николаич. — Чего тебе еще нужно? Слава Богу, зарабатываешь хорошо…

— Вот сына младшаго надо женить… Того гляди, дочь придется выдавать замуж. Все деньги.

— Ничего, хватит. Очень уж ты жадный стал… Надо и другим заработать.

Евпраксия Никандровна не разговаривала больше с дедушкой Елизаром, потому что не любила жадных людей. Она боялась только одного, что старик рассердится и возьмет Кирюшку. А мальчик продолжал учиться и за зиму успел много сделать. Вообще, такой способный и толковый мальчик.

Осенью, когда кончились работы, дедушка Елизар высватал невесту Ефиму. На этот раз он породнился с богатым домом. Дочь Марья и жена Парфена вперед ворчали на старика:

— Вот ужо покажет тебе богатая-то сноха.

Бабушка Парасковья тоже была недовольна, хотя и молчала. Богатые-то привыкли жить по-богатому, а они все живут по-прежнему. Только и всего, что долгов нет, лошадь купили, избу пристроили да одежу кое-какую завели. Где же тут за богатыми тянуться…

А дедушка Елизар все считал и не мог придумать, как бы обернуться со свадьбой подешевле. У денег-то ведь нет глаз. Старику делалось даже страшно, когда, прикинув в уме, он насчитывал свадебных расходов рублей двести. Такую сумму не вдруг и выговоришь. Даже по ночам ему грезились эти свадебные расходы. А ничего не поделаешь. Нельзя от других отставать. Прежде в Висиме жили куда проще, а нынче богатеют от платины и всякие выдумки выдумывают.

Наконец, старик придумал, как вывернуться, и объявил первой бабушке Парасковье:

— Ну, старуха, выдаю Анисью замуж. Будет ей в девках сидеть…

Бабушка Парасковья так испугалась, что долго не могла выговорить ни одного слова. Ей почему-то сделалось жаль дочери. Она не смела даже спросить, какого жениха нашел старик дочери. А дедушка Елизар улыбался и объяснил:

— Зятя в дом возьмем, — вот и работник будет. Да и Анисья с нами останется… Так я говорю? Хе-хе? А главное, Анисьину свадьбу сыграем вместе с Ефимовой. Уж за одно тратиться… Два работника новых и прибудут: и зять, и сноха. Вот какое дело я удумал…