Дмитрий Мамин-Сибиряк - Белое золото

— Нет, ты сбесился! — уверял дедушка Елизар. — Тебя надо веревкой связать.

— Нет, серьезно, дедушка. Ты подсчитай-ка… Торговец со всего берет барыш, с жаренаго и варенаго.

В течение зимы Мохов надоел дедушке Елизару своими наговорами. Возьмет еще счеты и начнет подсчитывать будущие барыши. Выходило так, что, действительно, выгоднее дела нет. Ото всякой мелочи прибыль, — где пятачок набежит, а где и целый гривенник. Только, знай, получай деньги да клади в мошну. Мохов какими-то путями пронюхал, что у дедушки Елизара хранится около тысячи рублей и делался все настойчивее.

— Да ведь нас засмеют, когда мы на базар выйдем! — говорил дедушка Елизар. — Будут говорить: вот новые торговцы — старые нищие. Тоже совестно…

— А ты пока не выходи на базарь. Я один буду орудовать. У меня разговор вот какой легкий… Сделай милость, за словом в карман не полезу. А вечером приду домой, — на, считай барыши, так я говорю? Зимой-то все равно нечего делать.

Все только ахнули, когда дедушка Елизар вдруг расступился и отвалил Мохову целых триста рублей. То дрожал над каждой копейкой, а тут отвалил целый капитал. Дочь Марья не вытерпела и побежала к отцу.

— Ты это что же, батюшка, делаешь-то? Мы, ведь, зарабатывали деньги своим горбом, а ты их травишь Мохову…

— А вот и буду травить, — упорно отвечал старик. — Никто мне не указ. Что хочу, то и делаю.

Это было целое событие, когда Мохов выстроил себе на базаре маленькую лавчонку и привез из Тагила первый воз разного крестьянского товара. Тут были и конская сбруя, и чекмени, и крупа, и шапки, и деготь, и сахар, и табак, — получай все, чего только душа хочет.

— Эй, поштенные! — говорил Мохов, раскланиваясь с обступившим новую лавку народом. — Берите товар поскорее: сегодня на деньги, завтра в долг.

Дедушка Елизар не вышел на базар, а просидел весь день дома. Ему вдруг сделалось совестно, и он понял, какую глупость сделал, доверившись пустым словам Мохова.

Наступило лето. У Кирюшки работы было по горло. Приходилось вставать рано, а ложиться поздно. Он не любил, когда нужно было идти под Момыниху, где работали свои. Особенно ему было больно смотреть на дедушку Елизара, который ходил точно в воду опущенный. Дело в том, что Мохов проторговался в каких-нибудь три месяца — половину товара роздал в долг, а другую размотал. В долг самому ему в Тагиле товара не поверили, а денег дедушка больше не даль. Так вся торговля и кончилась.

— А все старый чорт виноват! — ругался Мохов. — Ну, дай еще рублей триста, дело совсем хорошо пошло бы, а он уперся, как бык, своей пользы человек не понимает, значит, ничего ты с ним не поделаешь…

И на прииск Мохов не выехал, а отправился в Тагил подыскивать себе какое-то место.

— Низко мне с вами в грязи валандаться, — объяснил он старику. — Я к этому не привык…

— А как же раньше-то у нас работал? — корил его дедушка Елизар.

— Мало ли что было раньше.

Жена Мохова, Анисья, оставалась у отца и работала, как прежде. Всего на делянку приходилось четыре человека: сам старик, Ефим с женой да Анисья. Но платина шла хорошая, и жить было можно. Рядом на делянках работали Парфен и Фрол. У них тоже дело шло хорошо, и за работой как-то все помирились. Дедушка Елизар отделил им одну лошадь, разную приисковую снасть и при случае помогал. Старик, вообще, как-то заметно опустился и сделался добрее, а дочери Марьи даже как-будто побаивался.

Справившись немного, Парфен первый начал нанимать поденьщиков, а потом и Фрол тоже. Своей силы не хватало. Один дедушка Елизар крепился и не брал в свою артель никого чужого. Молодая сноха любила Ефима и помирилась с приисковой работой. Вообще, Ковальчуки пошли в гору, и Архип Белохвост с завистью заговорил:

— Раньше одной лопатой загребали платину, а теперь гребут в три лопаты. Счастье этим Ковальчукам…

В средине лета произошло событие, которое изменило всю жизнь Кирюшки. Как-то приехал из Тагила Федор Николаич, ездивший сдавать платину, и долго говорил о чем-то с женой. Утром Евпраксия Никандровна за чаем сказала Кирюшке:

— Ну, Кирюшка, дело наше плохо… Аренда приисков кончилась, и они переходят опять к Демидову. Значит, будут здесь служить свои демидовские служащие…

— А как же вы, Евпраксия Никандровна?

— Как мы, — пока ничего неизвестно. Придется устраиваться как-нибудь по другому. Мы-то устроимся по-маленьку, а вот как ты?

— Не знаю… — ответил Кирюшка, — К отцу пойду работать.

— Ты уж теперь большой и не пропадешь. Может быть, захочешь устроиться при конторе? Можно будет похлопотать…

— Нет, я без вас не останусь!

— Как знаешь.

У Кирюшки блестели слезы на глазах, и Евпраксии Никандровне сделалось его жаль. Славный мальчик и учился хорошо, а теперь приходится все бросать. Подумала «солдатка» взять Кирюшку с собой, но он отказался.

— А как Илюшка-то без меня останется? — объяснила он. — Мать крепко наказывала, чтобы я его не оставлял.

Сначала Настя с Илюшкой оставались в Висиме, а потом, когда была выстроена избушка под Момынихой, — ее перевезли на прииск. Теперь Насте приходилось няньчиться и с ребенком Марьи. Девочка-приемыш уж не ела даром чужого хлеба, а зарабатывала его своим детским трудом. Марья ее полюбила и заботилась о ней. А Марья, что захочет, так поставит на своем. Уж такая уродилась.

Когда Кирюшка рассказал отцу, что аренда промыслов кончается, Парфен сначала, по обыкновению, помолчал и потом уже сказал:

— С нами будешь, значит, жить… Отвык, поди, от нашей работы?

— Нет, ничего.

Парфен очень жалел, главным образом, «солдатку», которая так ухаживала за Дарьей. Добрая эта «солдатка», хоть и курит цыгарки. Потом ему было жаль Кирюшки. Что он будет болтаться на грязной приисковой работе, — в конторе-то куда ему было лучше. В люди бы вышел со временем. Теперь уж Кирюшка читал всякую книгу и по цифрам все мог понимать. Своих мыслей Парфен, по обыкновению, никому не передал. Что поделаешь, ежели так выходит все.

Конец лета пролетел незаметно. Из новостей на промыслах было только то, что неожиданно появился Мохов и привез молодой жене в подарок красный платок и ботинки.

— Где ты денег-то взял, малый? — удивился дедушка Елизар.

— А вы думали, что Мохов без вас с голоду подохнет? — хвастался Мохов, попыхивая цыгаркой. — Нет еще, подождите. Вот как еще Мохов поживет. Все завидовать будут…

Откуда добыл Мохов денег, — так и осталось загадкой. А деньги у него были. Он ходил по промыслам и хвастался, показывая бумажник. Потом он так же неожиданно исчез, как появился. Даже с женой не простился хорошенько. Дедушка Елизар только качал головой. Выходило дело нечисто. Даром денег никто не даст, а работать Мохов не любил.