Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

— Thank you very much for this nice dinner and the pleasant evening [90] Спасибо за вкусное угощение и за чудесный вечер (англ.). .

— Правда, угощение было чудесным! Просто замечательным!

— О Нилима, какой же ты приготовила пудинг! Восторг! Непременно поучусь у тебя! В самом деле, так хочется самой готовить эти удивительные индийские блюда!

— О да, мне тоже ужасно нравится индийская кухня. Но сегодня, я думаю, вы превзошли саму себя.

— Thank you! Thank you very much! [91] Спасибо! Большое спасибо! (англ.).

— Мы чудесно провели время. Many-many thanks!

— Good night! Good night everybody! [92] Спокойной ночи! Всем спокойной ночи! (англ.).

— Good night!

— Приходи к нам, Нилима! И ты тоже, Харбанс!

— Good night!

Когда гости из посольства уехали, Гупта, садясь в свою машину, спросил Нилиму:

— Как ты считаешь, политический секретарь и вправду закупит оба первых ряда?

— А почему бы нет? — удивилась она. — Он же сам об этом сказал…

— Если так будет и в самом деле, мы очень скоро сможем устроить второе представление.

— Сейчас не время говорить о билетах, — раздраженно пробурчал Харбанс, которому надоела вся эта кутерьма. — По крайней мере, было бы неплохо забыть о них хотя бы перед сном.

— Завтра я пришлю еще два комплекта по двадцать пять рупий и четыре комплекта по десять рупий, — пообещал Гупта, захлопывая дверцу машины. — Вся морока была из-за этих двух передних рядов. Все остальное нетрудно продать перед самым началом, у входа.

— Вот и прекрасно! Good night! — попрощался с Гуптой Харбанс и сейчас же отошел от его машины.

— Если мне понадобятся кое-какие адреса, завтра позвоню тебе по телефону, — крикнул ему в спину Гупта. Лицо Харбанса приняло такое выражение, что, пожалуй, не задержись здесь эта машина, он затопал бы в ярости ногами и отпустил бы пару крепких словечек. Когда уехал и Гупта, у ворот дома остались Харбанс, Нилима, Сукумар и я.

— Банкет удался на славу, — произнес Сукумар. — Но я не сказал бы, что эти люди хоть сколько-нибудь интересуются искусством.

Он по-прежнему все воспринимал серьезно. Харбанс скривил рот, словно ему хотелось заодно послать ко всем чертям и искусство, и зашагал во двор.

— А мне понравился профессор, и его жена тоже, — поддержала разговор Нилима. — Не все ли равно, интересуются они искусством или нет. Да и как можно это сказать, если мы были с ними всего один вечер?

— Да, да, конечно, мы ничего не можем сказать об этих людях, — проворчал Харбанс. — Идемте в дом.

— Они простые, сердечные люди, — продолжала Нилима. — И политический секретарь всегда говорит так интересно.

— Потрясающе интересно! — хмыкнул Харбанс.

— А разве нет? Если уж начистоту, так на нем держалась вся компания, иначе давно бы все принялись зевать от скуки!

— Ты права. А теперь хватит об этом.

— Ты же хозяин, и это была твоя забота — поддерживать разговор за столом. А ты…

— Ну-ну, так что же я?

— А ты сидел букой. Можно было подумать…

— Что подумать?

— Можно было подумать, что ты только что вернулся с похорон.

— Может быть, зайдем все-таки в дом?

— В самом деле, профессор и его жена очень хорошие люди…

— Да, да, хорошие. Разве я сказал, что нет?

— Я сама вижу, что они тебе не понравились. Конечно, если ты так настроен против политического секретаря, как могут тебе понравиться люди, которые имеют хоть какое-то к нему отношение?

— Вот и правильно. Я же не отрицаю этого.

— Тебя все люди раздражают, вот ты и не можешь ни с кем поладить.

— А еще что ты скажешь?

— Что тут можно сказать?.. Между прочим, политический секретарь просил тебя приехать к нему завтра и послезавтра. А ты о нем…

— Замолчишь ты наконец или нет? — взорвался вдруг Харбанс. — Политический секретарь! Политический секретарь! Если уж не понимаешь ничего, так лучше помолчи, чем говорить глупости.

— Как будто ты все понимаешь! — не сдавалась Нилима. — И отчего это ты так настроен против него? Разве ты видел, как он убил кого-нибудь?

— Нет, не видел! А вот это видел! — Харбанс ударил кулаком по ладони другой руки.

— Что ты видел? Говори же!

— А то видел! Может быть, на этом кончим?

Нилиме тоже, видимо, хотелось высказаться в более сильных выражениях, но она сдержала себя, вспомнив наконец о посторонних.

— Я заметил одну вещь, — сказал Сукумар. — Все они изъясняются как-то неопределенно, будто что-то недоговаривают. О чем бы ни зашла речь, так и чудится, что тебе предлагают какую-то сделку…

— Мне этого не показалось, — возразила Нилима. Но затем, подумав, добавила: — Возможно, я не очень-то и разбираюсь в подобных вещах.

— Не буду настаивать, но у меня все время было такое чувство, — мягко сказал Сукумар. — Пожалуй, я зря завел речь о нашей общественной морали. У нас ведь обо всем этом говорится просто так, мимоходом, а они, наверно, каждую мелочь берут на заметку…

— Ну, это вы напрасно, — утешил его я. — Будто они и сами не знают фактов, которые у нас известны каждому ребенку?

— Да, ведь и жена профессора говорила, что…

— И в то же время профессор оборвал ее.

— Но он потому и оборвал ее, что…

— Ну, теперь нечего толковать об этом! — вмешался в разговор Харбанс. — Наверно, тебе тоже пора спать? — Он протянул Сукумару руку.

— Да, да, извините, мне уже давно пора уходить, — спохватился тот. — Good night! — И, спрятав застывшие руки под мышки, он вышел на улицу.

— И я, пожалуй, пойду, — сказал я, подавая руку Харбансу.

— А ты не мог бы ненадолго задержаться? — спросил он, взяв мою руку в свои ладони.

— Зачем?

— Да так просто. Что-то у меня на душе неладно. Не могу понять, в чем дело!

— Уж не объелся ли ты?

— Да нет, еда тут ни при чем. Мне уже несколько дней не по себе.

— Может быть, ты волнуешься из-за работы?

— И это, конечно, есть. Но не только это.

— А ты что-нибудь решил насчет нового места?

— Нет пока. Я могу получить работу и в Агре, в одном колледже. Мне очень туда хочется. Во-первых, я мечтаю уехать из Дели, а во-вторых, надеюсь, что и для моей диссертации…

— Твоя диссертация! — перебила его Нилима. — Да никогда в жизни она не будет закончена! А еще ты забываешь, что если тебе легко уехать из Дели, то этого не смогу сделать я. Да и зачем думать об Агре, если тут же, в Дели, сама идет в руки такая работа, какую ты не получишь, даже если сочинишь целый пяток диссертаций?

— Думаешь, стал бы я так беспокоиться, если бы мог тебе все это объяснить?

Ища опоры, Харбанс хотел прислониться спиной к стене, но при этом больно ударился ногой о стоявший внизу цветочный горшок. Нагнувшись, он стал тереть ладонью ушибленную лодыжку.

— Я поняла одно — ты ведь для того хочешь увезти меня из Дели, чтобы я была неспособна больше сделать ни шагу вперед… Так знай же, никуда я отсюда не поеду! Я не желаю жить в какой-то Агре!.. И еще хочу спросить тебя: как мы сможем, по-твоему, существовать там на триста пятьдесят рупий в месяц?