Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Девятнадцатого буду в Лондоне. Приезжай оке, слышишь, непременно приезжай. Собираясь в дорогу, я с не терпением и тревогой думал о предстоящем одиночестве, а сейчас меня беспокоит иное — как-то ты там живешь без меня? Надеюсь, в письме ты обстоятельно опишешь свои дела.

Мой сердечный привет Шукле, Сародж, Сарите, би-доки и бабу-джи. Как-нибудь съезди в Модел-басти и повидай маму, Рани и всех прочих. Скажи, что я напишу им из Лондона.

С самой горячей любовью

твой

P. S. Сходи к директору колледжа и напомни, чтобы он как можно скорей распорядился выдать причитающиеся мне деньги, из пенсионного фонда. Попроси Рамеша обменять их в банке на английские фунты. Если встретишь Мадхусудана, передай, что в Порт-Саиде я особенно часто вспоминал его. Будь у меня адрес, сегодня же написал бы уму письмо. Разузнай, пожалуйста, где он живет, и сообщи мне.

Марсель

16.2.51

это письмо пишу в самом омерзительном настроении. Такой короткой записки от тебя я не ожидал. Понимаю, я сам виноват, если не мог сообразить прежде, что куда ваше, ней для тебя заниматься «бхарат-натьямом», нежели жить со мной. Собственно, кто я такой, чтобы хоть в малой степени быть помехой твоим, планам! В самом деле, как хорошо, что я уехал из Дели!

Ничего и ни от кого я не требую — ни от тебя, ни от кого-либо другого. Единственное, чего мне хочется, — это провести остаток своих дней так, как живу я сейчас.

К несчастью, твой

31, Банс-лейн, Милл-хилл,

Лондон-7

26.2.51

твое письмо я прочел, вооружившись мужеством в той самой мере, какой ты пожелала мне в нем. Говоря откровенно, я знал, что ты все так и напишешь.

Вот я и на месте, в этом новом для меня, вечно затянутом дымом и туманом городе. Странно, но того восторга, в предвкушении которого столь поспешно уехал из дому, я совсем не испытал. Все здесь чужое, все погружено в себя и двигается бесстрастно и холодно, как бездушная гигантская машина.

Испытываю сейчас непонятное состояние духа. Вспомню нашу совместную жизнь — вижу мучения и ложь, но разве лучше эта гложущая тоска, это совершеннейшее пае одиночество в огромном, кишмя кишащем людьми мире? Мозг мой безнадежно пуст, а нервы натянуты до предела. По приезде сюда беспокойство мое возросло еще больше. Ни одной ночи я не спал спокойно. Дом, где я остановился, арендует «мамочка», то есть миссис Чаола. Она предложила мне временно, до устройства моих дел, пожить у них. Возможно, это из-за тех цветов, которые я подарил дочери. «Мамочка» каждый день спрашивает меня: «Банс, когда же приедет твоя жена?» На корабле я сказал ей, что тебе пришлось задержаться в Дели ради очень важного дела и что совсем-совсем скоро ты прибудешь сюда. За чаем ее дочь поминутно обращает на меня свои задумчивые глаза. Мне кажется, что она, как и я, чувствует себя отчаянно одинокой в этом густо населенном мире. Когда я сижу у окна, то вижу, как в ее глазах, словно в зеркале, отражаются лондонский дым и туман.

Мечтаю поскорей устроить свои дела, чтобы нанять себе отдельное жилье. Вся обстановка чужого, пусть по-своему и уютного дома заставляет меня еще болезненней ощущать свое одиночество.

Какая жалость, что я забыл шерстяные перчатки! В Лондоне они просто необходимы. Хотел сегодня купить их в магазине. Но денег крайне мало, а я пока не уверен, что с обменом валюты все уладилось. Письмо от директора колледжа, в котором он сообщает, что чек передал тебе, я получил. Никогда не забуду доброты этого человека.

Что мне написать для других? Пожалуй, для мамы и Рани черкну две строчки отдельно.

С самой глубокой печалью

твой

31, Банс-лейн, Милл-хилл,

Лондон-7

1.3.51

сегодня первое марта. В первый день каждого месяца мне кажется, что вот-вот в моей жизни начнется что-то новое. Утро и день я провел в неопределенном ожидании, испытав и радость надежды, и недобрые предчувствия; но едва наступили сумерки, в душу снова стала закрадываться грусть — вот и этот день, как и все остальные, кончается самым обыденным образом, не принеся с собой никакого обновления. Я все откладывал приобретение теплых перчаток, но сегодня, радуясь первому числу, пошел и купил их. На это ушел целый фунт стерлингов. «Мамочка» сказала, что фунтов десять — двадцать я могу взять у нее в долг, с тем чтобы вернуть их, когда придут по почте мои собственные деньги. Она такой добрый, такой благородный человек! Никогда прежде я не встречал столь замечательных женщин.

Но стоило мне вернуться домой и обнаружить твое письмо, как вся моя радость от обновки улетучилась. Ты пишешь, что отправила посылкой мои старые перчатки. Конечно, ты поступила весьма разумно, но приди твое письмо хотя бы днем раньше, мне не пришлось бы истратить лишний фунт. Значит, с обменом валюты ничего не выходит. Это ужасно огорчает меня. До моего отъезда Рамеш говорил об обмене с такой уверенностью, будто для него это совершенный пустяк. Да, как ни хорош друг рядом с тобой, стоит тебе уехать, и ему уже нет до тебя дела. Знай я раньше, что будет так трудно с обменом валюты, не стал бы спешить с отъездом. Порой даже начинает казаться, что меня сознательно надули.

Ну что ж, если хочешь ехать в Майсур, поезжай. Что еще можно тут сказать? Все, что ты написала мне, абсолютно верно. Ты права, я до сих пор не нашел работы, но разве сейчас у меня такое настроение, чтобы искать ее? Я так измучен душой, что не могу заставить себя позаботиться даже о жилье. Не знаю, что и делал бы я до сих пор, не будь здесь «мамочки» и ее дочери Эй-Би-Си [47] Здесь обыгрываются названия трех первых букв английского алфавита, так что по-русски это звучало бы как шутливое имя «Азбука». (ее зовут Амритабала Чаола)!

С практической стороны ты ни в чем не ошибаешься. Действительно, чтобы жить нам здесь вдвоем, понадобятся немалые средства, а взять их нам, вероятно, негде. Повторяю, с практической точки зрения ты от начала до конца права. Но все дело как раз в том, что я не могу подходить к жизни с этой единственной меркой. Если бы я был верен только ей, наша с тобой судьба сложилась бы совсем по-другому.

Отчего, не знаю, но все чаще на меня находит какое-то мертвое равнодушие. Ни к чему не могу приложить свои силы, свою душу. Прошлое, настоящее, будущее — над всем властвует суровое мое одиночество, оно неотступно, как кровожадный зверь, преследует меня. С тобой или без тебя — в любом случае жизнь кажется мне невозможной.

Бала (то есть Амритабала) очень много читает. На днях я взял из ее рук одну книгу и полистал — возможно, это лучшая из всех книг, трактующих о чувстве любви. Потом читал ее всю ночь. Тем много раз повторяется фраза: «Человек, желающий сообщить своей любви силу и продолжительность, должен обладать не только большим сердцем, но и большим умом». Эти строчки запомнились мне не случайно — видимо, сам я не обладаю в достаточной степени ни тем, ни другим.