Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

…Только обратив взгляд в прошлое, начинаем мы понимать, насколько изменилось наше ощущение времени и места. Впрочем, для меня эти девять лет пробежали незаметно — может быть, потому, что жизнь моя текла слишком однообразно; и, находясь в самом центре быстро крутящегося колеса жизни, я чувствовал себя его неподвижной осью. Слов нет, я стал намного старше, не без оснований полагал себя более зрелым и опытным человеком, но что же дальше? Каким еще переменам жизни мог я порадоваться? Разве время не принесло с собой куда больше потерь, нежели приобретений?..

— Ты все такой же…

Эта фраза Харбанса резко сократила временное расстояние между нами.

— В самом деле? — откликнулся я. — А мне, напротив, кажется, что я здорово переменился.

— Ни в коем случае. Даже не верится, что прошло целых девять лет.

— Все-таки, я думаю, ты не прав — мы оба сильно изменились.

Видимо, это были как раз те слова, которые он меньше всего хотел бы от меня услышать. Заметив, как уныло вытянулось его лицо, я поспешил добавить:

— Но зато ты выглядишь теперь более здоровым — видно, лондонский климат пошел тебе на пользу.

Реакция Харбанса была мгновенной, лицо его вновь приняло прежнее удовлетворенное выражение.

— Да, холодная это страна, — сказал он, как бы продолжая вслух собственные мысли. — Тамошний климат совсем не похож на наш.

А мне при этом почему-то вспомнились строки из его письма, в которых говорилось о холодном мясе.

— И сколько же лет ты провел за границей?

— Без малого шесть.

— Я слышал, что позже и Нилима приехала к тебе.

— Да, примерно через год.

— Наверно, ты успел написать свою докторскую диссертацию?

Харбанс отвел глаза в сторону и стал смотреть на официанта, который уже шел к нашему столику.

— Счет, пожалуйста! — сказал он ему. — И побыстрей!

— Нет, минуту, — вмешался я. — Принесите-ка еще по чашке горячего кофе и стакан холодной воды. Только поскорей. — И снова повернулся к Харбансу: — Какую же тему ты выбрал для диссертации?

— «Индия после мятежа» [53] То есть после народного восстания 1857–1859 гг. .

— И ты писал ее все шесть лет?

— Нет, там у нас… Там приходилось заниматься и другими делами.

— То есть?

— То есть там я работал.

— Как, ты делал и то и другое?

— Ну да! Ведь я и сейчас работаю и пишу диссертацию. Там мне не все удалось сделать… Ты сам знаешь, я уехал отсюда не ради докторской степени. Конечно, в университете я бывал, кое-что сделал, но… В общем, закончить не успел.

— Значит, закончишь здесь?

— Надеюсь… Только сейчас по службе страшно много дел, ни на что другое времени почти не остается. Но, конечно, было бы глупо бросить труд на полпути…

По глазам Харбанса было видно, что мои расспросы особой радости ему не доставляют, а потому я поспешил переменить разговор.

— А успела ли Нилима до отъезда в Лондон закончить курс «бхарат-натьяма»?

— Да, ко мне она приехала уже потом. Мало того, она даже показывала свои танцы — причем не только в Лондоне, но еще и в Мадриде, в Париже, в Берне, в Бонне… ну и так далее. Ее пригласили в труппу Умадатты, которая довольно долго гастролировала по Европе. Дело в том, что Урваши — главная партнерша Умадатты — бросила его. Так что Нилима объехала с ним чуть не весь материк.

— Ах, так!

Во мне шевельнулась острая зависть к людям, успевшим, пока я тут кружился в бумажном водовороте, повидать все на свете.

— Ну что ж, очень рад за вас, — пробормотал я.

Харбанс молчал, подолгу затягиваясь сигаретой.

— Значит, и ты вместе с ней объехал всю Европу? — спросил я, терзаясь все тем же завистливым чувством.

— Ну, в первый раз я не мог поехать с ними, — ответил он с некоторой запинкой. — Не позволила работа, да и диссертация брала свое… Почти каждый день приходилось встречаться с моим научным руководителем… Но в другой раз ездил и я.

— И как же, на твой взгляд, выступала Нилима? Должно быть, с успехом?

— Да, с немалым.

— А здесь, когда вы вернулись, она тоже давала представления?

— Нет… то есть пока еще нет, — ответил он с той же неуверенностью. — Я и сам не решаюсь браться за такие хлопоты. Ты же знаешь, чего все это стоит! А она, конечно, готова хоть сейчас.

— Но, наверно, ей следовало бы начать выступления сразу по приезде из Европы?

Харбанс опять умолк и усердно занялся своей сигаретой. Впрочем, то была не первая сигарета — пока мы разговаривали, он то и дело закуривал их одну за другой, но скоро бросал.

— Ты что-то много куришь, — заметил я.

— Да, теперь я курю чаще. Ну, идем?

Совесть не позволила мне продлить еще наше бессмысленное пребывание в кафе. Я заплатил по счету и поднялся.

— Мне бы уже полагалось быть дома, — посетовал Харбанс, охотно следуя моему примеру.

Когда мы вышли из кафе, нас догнал запыхавшийся официант:

— Сахиб, ваши пакеты!

Харбанс смутился и поспешно взял пакеты из рук официанта.

— Ты стал еще рассеянней, — заметил я.

Он не ответил. Пройдя несколько шагов, он тихо, словно в раздумье, спросил:

— Скажи, пожалуйста, не говорил ли кто-нибудь с тобой обо мне, о моих делах?

— О каких делах?

— Да нет, я не имею в виду ничего определенного. Но ты ведь знаешь, людям свойственно болтать о других всякую чушь…

— Не понимаю, о чем ты?

— Ну, видишь ли, дело в том, что… Тут есть некая мисс Шривастав, Сушама Шривастав. И теперь… Теперь кое-кто упоминает в связи с ней мое имя да еще приплетает всякий вздор. Мне недавно — не помню, кто именно, — намекнули об этом.

— И кто же эта мисс Шривастав?

— Ну так, одна девушка, журналистка. В последние год-полтора она составила себе неплохое имя в здешней «Нейшнл стар». Разве ты с ней еще не знаком?

— Нет, я и с ней не знаком, и о ваших с ней отношениях ничего не слышал. Я и вообще не очень еще сошелся со здешней публикой.

— Что за люди! Разведут сплетни… Ты же знаешь нынешний свет!

— Какое нам дело до людских сплетен?

— Это, конечно, так. Но все же как-то неприятно…

— Лучше всего не придавать значения подобным вещам.

— Да, но… Тут есть один момент… Мне и самому кое-что не нравится в этой мисс. У нее не очень-то хорошая репутация.

— В каком смысле? В смысле ее поведения?

— Нет… Ну да, и в смысле поведения… И вообще у нее довольно своеобразная известность…

— Что ты имеешь в виду?

— Да всякое о ней говорят!

— Ну ладно, бог с ней. Нам-то что за дело?

— Ты что, и вправду ничего о ней не слышал?

— Конечно, нет! От тебя слышу впервые.

— Впрочем, есть люди, которые очень ее хвалят. В последние дни она часто бывает у Сурджита. Ты ведь знаешь, что Шукла вышла за него замуж?

— Ах, вот что! Нет, я не знал…

Я будто споткнулся обо что-то, в ноги бросилась дрожь. Потрясение было столь сильным, что у меня перехватило горло. Я не мог вымолвить больше ни слова, и до тех пор, пока к остановке не подкатил скутер, говорил только Харбанс: