Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Он открыл шкафчик и принялся доставать оттуда пластинки.

— А куда же вы подевали моего мужа? — спросила его Нилима.

— Весьма сожалею, моя дорогая Нилима, — со смехом отвечал политический секретарь. — Я хотел немножко поэксплуатировать твоего мужа по части культуры, а он возьми да и удери от меня. Тысяча извинений!

— Он листает там какие-то бумаги, — объяснила хозяйка дома. — Сказал, что сейчас придет.

— А, так ты видела его? — воскликнул ее муж. — Вот и прекрасно! Чрезвычайно тебе благодарен! Ты сняла камень с моей души. Иначе мне никогда бы не оправдаться перед Нилимой. — Отобрав несколько пластинок, он стали вкладывать их в автоматический проигрыватель, обращаясь при этом к Нилиме: — Видишь, какое чудо моя жена? Стоит мне только украсть чьего-либо мужа, как она тут же отыщет его и вернет владелице. Это уже не в первый раз. Ну, забирай же — вот он, твой дорогой муженек!

Харбанс и в самом деле сейчас же появился в зале и молча уселся в кресло рядом со мной. Он был сильно взволнован — я понял это из того, что, садясь, он ухитрился пребольно наступить мне на ногу. Нервным движением достав сигарету, Харбанс закурил и, откинувшись на спинку кресла, вытянул во всю длину свои ноги.

В зале загремели звуки оркестра, издаваемые проигрывателем. Подрагивая коленками в такт музыке, политический секретарь с видимым удовольствием продолжал отбирать пластинки. Его жена вышла из залы, но скоро вернулась. Через минуту слуга принес на подносе бутылки с вином и бокалы.

— Надеюсь, Нилима, ты догадалась похвалить нашу террасу? — сказал политический секретарь. — Открою тебе один секрет. Моя жена благоволит только к тем своим знакомым, кто без ума от ее несравненной террасы.

— Но она в самом деле настолько хороша, что невозможно удержаться от похвал, — возразила Нилима.

— Я вижу, ты с первого взгляда раскусила мою жену! — Политический секретарь захохотал. — Молодчина, разбираешься в людях! — И, подняв свой бокал, он воскликнул: — За нашу милую террасу!

Все пригубили свои бокалы. Хозяин дома внезапно поднялся.

— Господа, третье волшебное средство, после музыки и вина, — это танцы, — провозгласил он торжественно. — Нилима, надеюсь, ты не откажешь мне? Нет, нет, никаких возражений! Идем!

Нилима тоже отставила свой бокал, с готовностью поднялась с кресла навстречу партнеру, и тот ловко закружил ее в танце. Его жена подошла к Харбансу.

— Идем, — сказала она, протягивая ему руку. — Я хочу потанцевать с тобой.

Но Харбанс даже не пошевельнулся. Он продолжал сидеть в той же безвольной расслабленной позе.

— Я не умею танцевать, — тихо ответил он.

— Что?! — возмутился политический секретарь, кружившийся с Нилимой по зале. — Столько лет провел в Лондоне и не научился танцевать? Ни за что не поверю! Посмотри, как мило танцует Нилима. Неужели она тебя не научила? Нет, нет, не желаю и слышать! Ты непременно должен танцевать. Darling, хватай его покрепче за руку и веди сюда. Посмотрим, как он не умеет танцевать!.. И вы, мистер Гулати, тоже идите. Я ведь знаю, миссис Гулати не станет возражать. Только вот нашему другу из «Нью геральд» и друзьям-художникам не повезло — партнерш не досталось. Пусть сидят и завидуют нам. Идите же, мистер Гулати, please [83] Прошу вас!.. !..

Мистер Гулати с миссис Гулати встали с кресел и медленно, осторожно стали двигаться по ковру чуть поодаль рт стола. Заставили подняться и Харбанса. Танцуя с хозяйкой дома, он с первого же шага стал спотыкаться. Тогда не спускавший с него глаз политический секретарь оставил Нилиму, схватил за руки Харбанса и стал быстро-быстро кружить его по зале. Тот до самых ушей залился багрянцем, ноги не слушались его. Неловко и безвольно вихлялся он из стороны в сторону, повинуясь своему настойчивому партнеру. В конце концов он все-таки высвободил руку и неверными шагами возвратился к своему креслу. Политический секретарь хохотнул ему вслед и снова предложил руку Нилиме. Лицо Харбанса долго еще оставалось красным, он тяжело дышал. Хозяин дома и Нилима пустились в стремительный пляс. Только мистер и миссис Гулати, подобно какому-то неуклюжему механизму, продолжали все так же вяло топтаться почти на одном месте…

Вечер закончился, и мы уже сидели в такси, но лицо Харбанса по-прежнему пылало каким-то странным багрянцем. Он полулежал на сиденье, устало закрыв глаза.

— В чем дело, Харбанс? — спросил я, положив руку ему на плечо. — Ты что-то захандрил!

— Ничего, так, — ответил он, глянув куда-то в сторону. — Немного нездоровится.

— Устал?

— Не знаю. Я и раньше неважно себя чувствовал…

— Не грипп ли у тебя?

Харбанс тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

— Нет, не грипп.

— Он увел тебя в кабинет именно для того разговора, которого ты избегал?

Харбанс молча кивнул головой.

— Оттого у тебя и такое настроение?

Он промолчал.

— Когда тебя увольняют?

— Скоро, в феврале, — отозвался он и еще дальше откинулся назад.

— А когда нужно начать работу у них?

— Сразу же, как уволюсь.

— И ты против того, чтобы…

— Я вообще не хочу у них работать, — перебил он меня. — Они предлагают большие деньги. В три раза больше, чем я получаю сейчас. Но все это не по мне.

— Ты просто спятил! — вмешалась в разговор Нилима. — Или, может, тебе опять захотелось голодать, как мы голодали в Лондоне? Ведь сам понимаешь, что, если ты останешься хоть месяц без работы, мы не сможем платить ни в садик за Аруна, ни за квартиру?

— О да, конечно! — сердито огрызнулся Харбанс. — Только тебя одну это беспокоит.

— Если бы ты хоть капельку думал о нас, не рассуждал бы так легкомысленно.

— Ну ладно, хватит, — оборвал ее Харбанс. — Помолчи немного. Мне сейчас не до разговоров.

— Могу и молчать, хоть всю жизнь, — проворчала Нилима. — Все равно ты сделаешь так, как тебе самому вздумается. Конечно, станешь ты слушать других! Тебе ничего не стоит погубить жизнь сына, так же как ты погубил мою жизнь!

Харбанс встряхнулся и выпрямился на сиденье. Из внутреннего кармана пиджака он достал два листка и, сворачивая их в трубку, пробурчал:

— Порвать бы их да выкинуть к дьяволу.

— Что это за бумаги? — спросил я.

— Анкеты. Он велел их заполнить.

— Дай-ка сюда. — Нилима почти выхватила бумаги из его рук. — Ты очень хорошо знаешь, что должен заботиться не только о себе, рядом с тобой живут и другие люди. Сейчас ты пьян. Такие дела решаются на трезвую голову.

— Я не пьян. — Чтобы глотнуть свежего воздуха, Харбанс наклонился к окошечку такси. — Я не пью, как ты. И кое-что способен соображать.

— Оно и видно! — досадливо отмахнулась Нилима и, обернувшись ко мне, добавила: — Стоит ему чуточку выпить, тут же раскиснет. Сколько раз говорила, не пей больше одной рюмки.