Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

Да, да, дорогая Мадлен, если ты умрешь, я тоже умру.

Я вошел в эту минуту и опустился на колени около ее кровати.

Она сделала отцу, собравшемуся отвечать, знак молчать. Моя бедная Мадлен, она думает, что я не подозреваю о ее состоянии, и хочет скрыть от меня свои предчувствия.

Она протянула мне руку и, когда я встал, попросила пройти в малую гостиную и сыграть ей еще раз вальс Вебера, который она так любила.

Я заколебался. Господин д Авриньи знаком посоветовал мне подчиниться.

Увы, в этот раз бедная Мадлен не встала и не подошла ко мне, подчиняясь волшебному влиянию этой могущественной мелодии.

Она с трудом приподнялась на постели и, когда умолкла последняя нота, затих последний звук, упала на подушки, закрыв глаза и тяжело вздохнув.

Затем у нее появились более важные мысли, и она сказала своему отцу, что была бы счастлива видеть кюре из Виль д'Авре, готовившего ее к первому причастию. Господин д Авриньи ушел писать письмо священнику, а я остался наедине с ней.

О Боже, все это так печально, что хочется умереть. Да, умереть — это то самое слово.

Но можете ли Вы понять, Антуанетта, почему она никогда не говорит о Вас, она не спрашивает о Вас и почему г-н д Авриньи сам никогда не напоминает ей о том, что Вы существуете на свете?

Если бы не Ваш категорический запрет произносить при ней Ваше имя, я бы уже давно знал причину этого молчания".

Господин д Авриньи — кюре деревни Виль-д'Авре

"Господин кюре!

Моя дочь умирает и, прежде чем она предстанет перед Богом, хочет видеть своего духовного отца.

Приезжайте как можно скорее, господин кюре; я Вас знаю достаточно, чтобы ничего больше не говорить, поскольку мне известно, что, если кто-то страдает и в своем страдании призывает Вас, ему достаточно сказать: "Придите!"

Я хочу попросить Вас еще об одной доброй услуге. Не удивляйтесь ее характеру и забудьте, прошу Вас, господин кюре, что эта просьба высказана человеком, которого называют, совершенно несправедливо, величайшим врачом нашего времени.

Вот о чем я прошу.

В Виль-д ’Авре живет бедный пастух по имени Андре; у него, говорят, есть чудесные рецепты. По рассказам крестьян, простым сочетанием каких-то растений он вернул к жизни людей, которых доктора считали безнадежными.

Я слышал разговоры об этом; я не ошибся, не так ли? Память еще не изменила мне.

Но, когда я слышал обо всех этих чудесах, я был еще счастлив и, следовательно, недоверчив.

Привезите мне этого человека, умоляю Вас, господин кюре.

Леопольд д ’Авриньи".

Господин д’Авриньи отправил письмо с верховым, и в тот же день, в пять часов, кюре и пастух приехали.

Пастух был грубый, совершенно невежественный крестьянин, и, если у г-на д’Авриньи теплилась какая-то надежда, с первого взгляда он понял, что она была напрасной.

Тем не менее он проводил его к дочери под тем предлогом, что этот человек принес известия о завтрашнем приезде кюре.

Мадлен, ребенком много раз видевшая пастуха в их доме в Виль-д’Авре, радостно поздоровалась с ним.

Выйдя из комнаты Мадлен, г-н д’Авриньи спросил у старика, что он думает о состоянии девушки.

Тот с дурацкой простотой сказал, что она, конечно, очень плоха, но с помощью тех трав, что он привез с собой, ему приходилось возвращать с того света и не таких больных.

И старый пастух достал из мешка целебные травы; их сила, по его словам, удваивается в те дни года, когда они были собраны.

Господин д’Авриньи, взглянув на эти травы, понял, что смесь их произведет то же действие, что и обычное питье; но этот отвар не мог повредить, он не стал мешать пастуху готовить снадобье и, потеряв последнюю надежду, поднялся в комнату к кюре.

— Господин кюре, — сказал он, — лекарство, которое предлагает Андре, смехотворно, но оно не опасно, и я позволил ему его сделать. Оно ни на час не ускорит и не отдалит смерть Мадлен: смерть наступит в ночь с четверга на пятницу или, самое позднее, в пятницу утром. — Я знаю много, — добавил он с горькой улыбкой, — я достаточно известный врач и знаю, что не ошибаюсь в своих предсказаниях… Как видите, господин кюре, у меня больше нет никакой надежды на этом свете.

— Надейтесь на Бога, господин д’Авриньи, — ответил священник.

— Именно об этом я и хотел поговорить с вами, отец мой, — ответил г-н д’Авриньи после некоторого колебания. — Да, я всегда надеялся, я всегда верил в Бога, особенно когда Бог дал мне дочь; однако, должен признаться, господин кюре, мой ум часто посещают сомнения.

Да, анализ всегда ведет к неверию; когда видишь только материю, начинаешь сомневаться в душе, а тот, кто сомневается в душе, близок к отрицанию Бога… Кто отрицает тень, отрицает солнце. Я же иногда в моей жалкой человеческой гордыне осмеливался подвергнуть сомнению само существование Господа!

Не возмущайтесь, отец мой, поскольку теперь я раскаиваюсь в своем бунтарстве, я нахожу его неверным, неблагодарным, отвратительным. Я верую…

— Верьте, и вы будете спасены, — сказал кюре.

— Именно к этим словам Евангелия я взываю, отец мой! — воскликнул г-н д’Авриньи. — Сегодня я верю не только в дух, как гордец, я верю в букву, как простой смертный.

Я верю, что Бог добр, велик, милосерден, предвечен и вездесущ, даже в бесконечно малых событиях жизни.

Я верю, что Евангелие нашего божественного Спасителя включает в себя не только символы, но и факты.

Я верю, что истории о Лазаре и дочери Иаира не притчи, а действительные события, тай говорится не о возрождении обществ, но просто-напросто о возвращении отдельных людей к свету и жизни.

Я верю, наконец, во власть, переданную Богом своим апостолам, и, конечно, в чудеса, происшедшие после дивного заступничества святых.

— Если это истинно, вы счастливы, сын мой, — отвечал священник.

— О да! — воскликнул г-н д’Авриньи, падая на колени. — Да! С этой слепой верой я могу припасть к вашим ногам и сказать: "Отец мой, никто более вас не достоин нимба святости; вся ваша жизнь — это молитва и благотворительность, в глазах Господа все ваши деяния чисты и благословенны; вы святой, сотворите же чудо: верните здоровье моей дочери, верните жизнь моему ребенку…" Но что с вами?..

— Увы, — отвечал священник. — Увы! Мне жаль вас, и я плачу оттого, что не являюсь тем безупречным человеком, каким вы меня считаете; я не тот, кто может свершить подобное чудо, и я могу только молиться тому, кто держит наши судьбы в своих руках.