Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 33. Сальватор. Части 3,4

— Нет, клянусь честью, — возразил Жибасье, изображая глубокую печаль, — нет, клянусь честью, я на вас сердит.

— На меня?

— Да, вы ранили меня в самое сердце. А вы знаете, — продолжал Жибасье, патетическим жестом поднося руку к груди, — сердечные раны смертельны!.. Увы, — прибавил он, переходя от печали к сетованиям, как перед тем перешел от меланхолии к печали. — Снова я обманулся в своей доверчивости, еще одна иллюзия умирает, еще один черный лист запечатлен в книге моей и без того невеселой жизни! О дружба! Непостоянная легкомысленная дружба, которую лорд Байрон опрометчиво назвал "любовью без крыл"! Сколько страданий ты мне причинила и еще доставишь в будущем! И автор "Мира как он есть" поистине превзошел тебя, поэт-аристократ, когда вместо оды или хвалы Дружбе воскликнул с горечью: "Ныне твои алтари, о богиня, не освещает жертвенный огонь! Под сводами твоего храма не звучат гимны твоих рабов! Согнанная выгодой со своего векового места, ты бродишь одна, всеми покинутая, жалкая игрушка придворной черни и всех этих ничтожных смертных, утомленных гнусной жадностью! Среди людей, кичащихся богатством, происхождением, величием, кто обратит внимание на твои крики, кто сжалится над твоей несчастной судьбой, кто придет в твой храм?" Увы, увы, незадачливый Жибасье, как Портленд, герой поэмы, — единственный, кто еще хочет туда войти!

После этой претенциозной цитаты, всю педантичность которой вряд ли оценил г-н Жерар, бывший каторжник вынул из кармана желтый платок и сделал вид, что вытирает глаза.

Ванврский филантроп, который не понимал, да и — поспешим прибавить — не мог понять, к чему клонятся разглагольствования его спутника, поверил, что тот в самом деле взволнован, и стал его утешать и извиняться.

Однако тот продолжал:

— Должно быть, современный мир совсем испортился; когда древний мир приводит, не говоря уж об Ахилле и Патрокле, четыре примера такой дружбы, которая простых смертных превращала в полубогов, нам нечего противопоставить таким образцам, как Геркулес и Пирифой, Орест и Пилад, Эвриал и Нис, Дамон и Пифий. О, мы поистине вернулись в железный век, в век ада, дорогой господин Жерар!

— Вы хотите сказать, сударь, что мы подъехали к заставе Анфер? — вмешался кучер, который остановил свой фиакр и, подойдя к дверце, услышал последние слова Жибасье.

— Как? Уже? — промолвил Жибасье, спускаясь с небес на землю и с трудом возвращаясь от элегического тона к обычному. — Мы уже у заставы Анфер? Смотрите-ка! А дорога не показалась мне длинной. Сколько же мы ехали?

Он вынул часы.

— По правде говоря, час с четвертью! Вот мы и приехали, дорогой господин Жерар!

— Однако мы же не на Иерусалимской улице, как мне кажется, — с беспокойством заметил г-н Жерар.

— А кто вам сказал, что нам нужно на Иерусалимскую улицу? Я вам этого не говорил, — возразил Жибасье.

— Куда же нам нужно? — удивился филантроп.

— Я еду по своим делам, — сообщил бывший каторжник, — а если у вас тоже есть дела, предлагаю вам ими заняться.

— Но у меня нет никаких дел в Париже! — воскликнул г-н Жерар.

— Тем хуже! Если бы у вас было чем заняться сегодня в столице, да еще в этом квартале, вы бы уже оказались на месте.

— Ах, так, метр Жибасье! — вскинулся г-н Жерар. — Уж не вздумалось ли вам надо мной посмеяться?

— Похоже, так, метр Жерар, — расхохотался каторжник.

— Так господин Жакаль меня не ждет? — в бешенстве крикнул г-н Жерар.

— Не только не ждет, но даже могу вам сказать: если вы явитесь к нему в этот час, можете быть уверены, что он приятно удивится.

— Значит, вы меня мистифицировали, метр шутник! — вскричал г-н Жерар: по мере того как опасность отступала, к нему возвращалась его заносчивость.

— Совершенно верно, честнейший господин Жерар. Теперь мы квиты или сквитались, как вам больше нравится.

— Но я никогда не делал вам ничего плохого, Жибасье! — воскликнул г-н Жерар. — За что же вы сыграли со мной эту злую шутку?

— Вы не делали мне ничего плохого? — возмутился Жибасье. — Он говорит, что не делал мне ничего плохого! Неблагодарный! А о чем мы говорим все время, с тех пор как выехали из Ванвра, если не о черной неблагодарности? Как, забывчивый друг?! Ты даешь на своей ванврской вилле гастрономически-политический раут, приглашаешь на предвыборно-кулинарное собрание самых заурядных знакомых и забываешь о самом нежном своем друге, своем Пирифое, Пиладе, Эвриале, Дамоне, своем втором "я"! Ты о нем забываешь, словно о дорожном мешке, попираешь его ногами, плевать ты хотел на его верность! Да простят тебя боги! Я же решил сыграть эту шутку, чтобы отомстить тебе за обиду тем же способом, каким она была нанесена. Ты оставил меня без твоего ужина, а я твой ужин оставил без тебя. Что скажешь?

Он поспешно захлопнул дверцу и прибавил:

— Я нанял кучера ровно в четыре часа; сообщаю это, так как не хочу, чтобы он вас обобрал. Что касается цены, мы сговорились на пяти франках за час, и можете продержать его сколько вам угодно.

— Как?! — вскричал г-н Жерар, так и не победивший с годами некоторой скуповатости. — Вы не хотите платить?

— Вот тебе на! Если я сам расплачусь, в чем же тогда будет заключаться шутка? — возразил Жибасье.

Он раскланялся с подчеркнутой почтительностью и прибавил:

— До свидания, честнейший господин Жерар.

И исчез.

Господин Жерар растерялся.

— Куда везти, хозяин? — спросил кучер. — Вы знаете, что меня наняли в четыре пополудни за пять франков в час с условием оплатить обратную дорогу?

Господин Жерар хотел было сорвать злость на кучере, но бедняга ни в чем не был виноват. Его наняли, с ним сговорились о цене, и он знать ни о чем не знал.

Только на Жибасье мог излить всю свою горечь г-н Жерар.

— В Ванвр! — приказал он. — Но пять франков в час, милейший, это многовато.

— Если вам угодно расплатиться здесь, — сказал кучер, — я не буду возражать: вон какая погода.

Господин Жерар высунул нос в окно и взглянул на небо.

Над Вожираром собиралась гроза, издалека доносились глухие раскаты грома.

— Нет, — промолвил г-н Жерар. — Я вас не отпускаю. В Ванвр, милейший, и как можно скорее.

— Ого! — Да уж поедем как сможем, хозяин, — отвечал кучер. — У несчастных тварей всего четыре ноги, и они не способны сделать больше того, что могут.

Вскарабкавшись на облучок, он, ворча, развернул свой экипаж и покатил назад в Ванвр.

Оставшись один и вынужденный довольствоваться неторопливым аллюром двух загнанных кляч, г-н Жерар погрузился в море предположений.

Сначала он хотел поехать к г-ну Жакалю и потребовать удовлетворения за скверную шутку, сыгранную его подчиненным.