Александр Дюма - Сальватор. Часть. 1,2

— Давайте сначала узнаем, с кем имеем дело, — предложил капитан.

Он снова обратился к Парижанину.

— Эй, наверху! Ты знаешь все посудины этих собак-ере-тиков, словно каждую сам крестил. Можешь мне сказать, что это за бриг?

Парижанин поднес трубу к глазам, осмотрел бриг со вниманием, свидетельствовавшим о том, как горячо ему хотелось оправдать доверие капитана, и, сложив, наконец, трубу, словно ему нечего больше было высматривать, произнес:

— Капитан, это «Калипсо».

— Браво! — сказал Пьер Эрбель. — Ну что ж, ребята, пойдемте утешим ее после отъезда Улисса.

Экипаж, восприняв эти слова буквально, не слишком хорошо понял, что хотел сказать капитан; однако матросы сообразили, что это одна из обычных странных шуток Пьера Эрбеля, какие он любит отпускать перед стычкой.

Слова капитана были встречены таким громким криком «ура», что, прозвучи он на римском форуме, пролетающий над ним ворон упал бы замертво от страха.

Другой капитан долго бы думал, прежде чем напасть на корабль, вооруженный в полтора раза лучше его собственного; но превосходство вражеского корабля вызывало у капитана Эрбеля удовлетворение, знакомое каждому смельчаку, встречающему достойного противника.

Как только отзвучали крики одобрения, капитан с довольным видом посмотрел на загорелые лица матросов, не сводивших с него горящих глаз и показывавших в улыбке белоснежные зубы.

— Спрашиваю в последний раз: вы твердо решились? — громко спросил он.

— Да, да, — единодушно отозвались матросы.

— Вы готовы биться до последнего?

— Да! — донеслось со всех сторон.

— И даже больше! — прибавил Парижанин со своих выбленок.

— В таком случае, ребята, вперед! Поднимите трехцветный флаг и внимательно следите за тем, как поведет себя «Калипсо».

Приказание капитана было исполнено. Военный вымпел развернулся подобно радуге, и все взгляды направились в сторону неприятельского брига.

Едва французский флаг был водружен, как, словно приняв вызов, англичане подняли свой флаг, да еще сопроводили это пушечным выстрелом.

«Прекрасная Тереза» пока не трогала чехол, скрывавший батарею, сохраняя скромный и безобидный вид, более подобавший простому торговому судну.

— Мы посмотрели, теперь давайте послушаем, — сказал Пьер Эрбель.

Матросы «Прекрасной Терезы» стали прислушиваться, и, хотя их еще отделяло от «Калипсо» немалое расстояние, ветер донес до их слуха барабанный бой.

— Отлично! Их нельзя обвинить в том, что они скрывают свои намерения, — промолвил Пьер Эрбель. — Ну, ребята, покажем метру Джону Булю, на что мы способны: пусть знает, что если зубов у нас и не полон рот, как у него, то кусаться мы все-таки умеем.

Едва он успел отдать этот приказ, как чехол, скрывавший батарею «Прекрасной Терезы», исчез как по волшебству и с борта «Калипсо» могли теперь в свою очередь насчитать с каждой стороны «Прекрасной Терезы» по дюжине орудийных портов, а в каждом из них — по восемнадцатифунтовой пушке.

Затем Щелкунчик, который был на судне не только юнгой, но еще и флейтистом, соскользнул с марса на марс и оказался на палубе в одно время с уже поднявшим палочки барабанщиком и приготовился по знаку капитана извлечь первый звук из своего мелодичного инструмента.

Капитан подал долгожданный знак.

На «Прекрасной Терезе» заиграли «По местам стоять, к бою готовиться!»; барабанная дробь прокатилась по палубе, проникла в задний люк и снова вырвалась на свободу через передний под аккомпанемент Щелкунчика, умудрявшегося играть сигнал к бою в виде вариации на тему народной песни «Счастливого пути, господин дю Моле!».

Первые же звуки обоих инструментов произвели поистине магическое действие.

В одно мгновение каждый матрос занял положенное ему в подобных обстоятельствах место, вооружившись тем, что ему полагалось.

Марсовые с карабинами в руках бросились по местам; те, что были вооружены мушкетами, выстроились на баке и шкафуте; тромблоны были устроены на подставках, а пушки выкатили. Запасы гранат были приготовлены на каждом шагу, откуда только можно было обрушить огонь на палубу неприятельского судна. Наконец главный старшина приказал подобрать все шкоты, приготовить запалы и абордажные крючья.

Вот что происходило на палубе.

Но под палубой или, иначе говоря, в утробе судна поднялась ничуть не меньшая суета.

Пороховые погреба были открыты, фонари в отсеках зажжены, запасной штурвал установлен, перегородки разобраны.

Образовалась группа отчаянных: это были самые высокие и мускулистые матросы «Прекрасной Терезы». Каждый выбрал оружие по себе: один — топорик, другой — гарпун, третий — копье.

Они напоминали великанов, вооруженных давно уже исчезнувшим из обихода оружием, которое употреблялось во дни титанов, но неведомо было с легендарных времен Антея, Энкелада и Гериона.

Капитан Эрбель, сунув руки в карманы бархатной куртки, в которой он весьма напоминал мирного буржуа из Сен-Мало, гуляющего на молу в воскресный день, обошел судно, удовлетворенно подмигивая то тому, то другому; при этом он щедро раздавал табак, отламывая от скрученных в трубку табачных листьев, торчавших у него из кармана, будто голова ужа.

Окончив осмотр, он сказал:

— Ребята! Вы знаете, что на днях я собираюсь жениться.

— Нет, капитан, — возразили матросы, — нам об этом ничего не известно.

— Ну, будем считать, что я поставил вас в известность.

— Спасибо, капитан, — поблагодарили матросы. — А когда свадьба?

— Пока не знаю точно. Зато одно я знаю твердо.

— Что, капитан?

— Если уж я женюсь, то подарю госпоже Эрбель мальчика.

— Надеемся, что так и будет, — засмеялись матросы.

— Обещаю вам, братцы: кто спрыгнет на палубу «Калипсо» вторым, станет крестным отцом моего сына.

— А первый что получит? — не утерпел Парижанин.

— Первому я раскрою топором череп, — пригрозил капитан. — Пока я здесь, я не потерплю, чтобы кто-то лез впереди меня! Итак, договорились, ребята: возьмите на гитовы грот и бизань, убирайте бом-кливер, иначе англичанин никогда нас не догонит и мы так и не поговорим.

— Отлично! — обрадовался Парижанин. — Я вижу, капитан не прочь сыграть в кегли. Займи свое место, Пьер Берто!

Тот взглянул на капитана, желая понять, следует ли ему считать приглашение Парижанина приказом.

Эрбель кивнул.

— Скажите, капитан… — начал Пьер Берто.

— В чем дело, Пьер? — спросил капитан.

— Вы ничего не имеете против Луизы, правда ведь?

— Нет, мальчик мой, а почему ты об этом спрашиваешь?

— Я надеюсь, что, когда мы вернемся, она станет не только моей женой, но и крестной матерью вашего сына.

— Хвастун! — хмыкнул капитан.

В один миг указанные капитаном паруса были подтянуты, а Пьер Берто, стоя на своем посту, любовно поглаживал две свои тридцатишестифунтовые пушки, словно паша — своих султанш.