Александр Дюма - Сальватор. Часть. 1,2

Так как с этой минуты французский бриг замедлил ход, а англичане двигались с прежней скоростью, расстояние между преследуемым и преследовавшим кораблями постепенно стало сокращаться.

Капитан находился на своем мостике; можно было подумать, что он вымеряет расстояние на глаз.

Однако, как ни торопился он начать, по выражению Пьера Берто, свою игру в кегли, огонь все же открыл не он. Несомненно, у капитана неприятельского брига чувство расстояния было не столь развито, как у капитана «Прекрасной Терезы»: он приказал убрать некоторые паруса, так что «Калипсо» повернулась боком. В то же мгновение над ее орудийными портами показались белые дымки и, прежде чем раздались звуки выстрелов, ядра зашлепали по воде в нескольких кабельтовых от «Прекрасной Терезы».

— Похоже, наши английские друзья просто не знают, куда девать лишние ядра и порох, — заметил капитан Эрбель. — Мы будем более экономными, чем они, правда, Пьер?

— Вы же знаете, капитан, — отозвался канонир, — как вы скажете, так и будет. Прикажите начать, а уж мы начнем!

— Подпустите его еще на несколько саженей, нам торопиться некуда.

— Да, — произнес Парижанин. — Сегодня ночь будет лунная… Скажите, капитан, должно быть, красивое зрелище: сражение при луне! Вы бы угостили нас им, ведь такое не каждый день увидишь!

— Знаешь, это мысль! — промолвил капитан. — Скажи, Парижанин, тебе этого в самом деле хочется?

— Слово чести, я был бы вам весьма признателен.

— Ну что же, никогда не следует забывать о своих друзьях.

Он вынул часы.

— Пять часов вечера, ребята, — сказал он. — Мы поиграем с «Калипсо» до одиннадцати, а в пять минут двенадцатого возьмем ее на абордаж. В четверть двенадцатого она будет взята, и в половине двенадцатого каждый из вас уже будет лежать в койке: «Прекрасная Тереза» — девушка воспитанная и ложится не поздно даже в те дни, когда у нее бал.

— Тем более, — заметил Парижанин, — что к половине двенадцатого у всех танцоров ноги будут отваливаться.

— Капитан, — обратился к Эрбелю Пьер Берто, — у меня руки чешутся…

— Ну что ж, пальни по англичанам пару раз, — отозвался тот, — но предупреждаю: эти два ядра запишешь на свой счет, а не на мой.

— Будь что будет, — махнул рукой Пьер Берто.

— Погоди немного, Пьер, пусть Парижанин нам расскажет, что они там делают.

— Сейчас доложу, — сказал Парижанин, вскарабкавшись на малый марс: на сей раз суда находились друг от друга так близко, что ему не нужно было подниматься на рею брамселя.

— Сестрица Анна, не видать ли кого вдали? — спросил капитан.

— Вижу лишь, как зеленеет море, — подхватил Парижанин, — да реет флаг его британского величества.

— А что между морем и флагом? — уточнил капитан.

— Каждый на своем боевом посту: пушкари — у батареи, матросы — на шкафуте и юте, а капитан подносит рупор к губам.

— Как жаль, Парижанин, что слух у тебя не такой же острый, как зрение! — промолвил Пьер Эрбель. — Не то ты бы пересказал нам слова капитана.

— Да вы прислушайтесь, капитан, — сказал Парижанин, — и сами все узнаете.

Не успел он договорить, как из носовой части вражеского судна полыхнули две вспышки, раздался оглушительный грохот, и два ядра упали в кильватерную струю «Прекрасной Терезы».

— А-а! — оживился капитан Эрбель. — Похоже на кадриль для четверых. А ну, Пьер, давай! Пускай кавалер подаст даме ручку. Стреляй из двух, Пьер, стреляй сразу из двух!

Как только капитан произнес эти слова, Пьер Берто на мгновение склонился над орудием, потом снова поднялся и тоже поднес запал.

Раздался выстрел.

Капитан пристально всматривался вдаль, словно пытаясь разглядеть летящее ядро.

Ядро ударило в носовую часть.

Почти тотчас послышался второй выстрел и второе ядро полетело вслед за первым, будто пытаясь его догнать.

— Так-то лучше! — обрадованно закричал Пьер Берто, видя, как у англичан оторвался огромный кусок борта в носовой части. — Что вы на это скажете, капитан?

— Скажу, что ты понапрасну теряешь время, дружище Пьер.

— Как это теряю время?

— Да попади ты ему в корпус хоть двадцать раз, ты задашь работу плотнику, и только. Дай ему как следует, черт возьми! Целься в рангоут, переломай ему ноги, перебей крылья: дерево и холст ему сейчас дороже, чем плоть.

Во время их разговора «Калипсо» по-прежнему приближалась к «Прекрасной Терезе»; она полыхнула из двух своих носовых пушек: одно из ядер упало на расстоянии пистолетного выстрела от кормы брига, другое же рикошетом ударило «Прекрасной Терезе» в борт, но не сильно, и плюхнулось в воду.

— Знаете, капитан, — заговорил Пьер Берто, растянувшись на одной из двух пушек, — по-моему, мы на приличном расстоянии от англичан. Хорошо бы не подпускать их ближе, уж вы мне поверьте.

— А что для этого необходимо?

— Поднять на «Прекрасной Терезе» все паруса. Ах, если бы я мог стоять у руля и в то же время стрелять из пушек, я бы, капитан, так повел судно, что, будь между двумя кораблями натянута паутинка, она осталась бы цела.

— Развернуть грот и бизань, переложить бом-кливер! — крикнул капитан Эрбель, в то время как Пьер Берто взялся за запал и выстрелил.

На сей раз ядро угодило в рею.

— Вот это настоящий удар! — похвалил капитан Эрбель. — Ну, Пьер, получишь десять луидоров на то, чтобы прогулять их с товарищами в первой же гавани, если попадешь в фок-мачту или в грот-мачту между верхним и нижним марселем.

— Ура капитану! — закричали матросы.

— А можно стрелять цепными ядрами? — спросил Пьер.

— Да стреляй чем хочешь, черт подери! — махнул рукой капитан.

Пьер Берто потребовал у боцмана необходимые снаряды; тот приказал поднести кучу зарядных картузов, состоявших из двух ядер, связанных между собой цепью.

Зарядив обе пушки, Пьер Берто прицелился и выстрелил.

Ядро прошло сквозь фок и грот в полуфуте от мачты.

— Ну-ну, намерение похвальное, — бросил капитан Эрбель.

Весь экипаж мало-помалу переместился в конец палубы, к юту.

Часть матросов, чтобы лучше видеть происходящее, вскарабкалась на ванты. Марсовые сидели неподвижно, словно в передней ложе на благотворительном спектакле.

Пьер Берто зарядил обе пушки новыми картузами.

— Э-гей, капитан! — крикнул Парижанин.

— Что там нового, гражданин Муфтар?

— Они, капитан, перетаскивают одну пушку с кормы на нос, а две — с носа на корму.

— И что ты сам об этом думаешь, Парижанин?

— Наверное, им надоело получать от нас по лбу, а самим в ответ щекотать нам пятки, и потому они решили угостить нас тридцатишестифунтовой пушкой.

— Слышишь, Пьер?

— Да, капитан.

— Пьер, десять луидоров!

— Капитан, я и без того постарался бы изо всех сил. Судите сами: «Огонь!»