Александр Дюма - Блек. Маркиза д'Эскоман

Краснодеревщик и его жена — фамилия их была Вердюр — были тружениками, и в этом снискали себе славу. Господин Вердюр принадлежал к тем добрым, честным и трудолюбивым парижским мастеровым, что жаждут знаний, поэтому он всегда с интересом беседовал с Луи де Фонтаньё и гордился тем, что тот подавал ему руку. В свою очередь жена его, бывшая цветочница, относилась к Эмме с искренней симпатией.

Стоял один из первых весенних воскресных дней.

Эмма, Луи и Сюзанна находились в Кло-бени, этом гнездышке лучших воспоминаний влюбленных, этом уединенном прибежище, где не смолкли еще звуки их первых поцелуев. То было одно из еженедельных посещений дорогого для Эммы обиталища, где она закаляла свое мужество и черпала неизменное спокойствие, с каким ей удавалось сносить свои невзгоды в надежде вернуться когда-нибудь сюда навсегда.

В то же время на Луи де Фонтаньё Кло-бени, казалось, не оказывало никакого воздействия. Он следовал туда за Эммой; однако, если он и сопровождал ее в трогательных паломничествах к каждой из вех, стоявших на пути из настоящего в прошлое, ему с огромным трудом удавалось удерживать себя на уровне детских восторгов, с какими молодой женщине нравилось узнавать каждый из уголков, видевших их первые поцелуи, их счастье. Вот почему, чтобы избавиться от таких испытаний, он пристрастился к удовольствиям, к развлечениям, какие г-жа д’Эскоман лишь с трудом могла разделять с ним, — к рыбной ловле и охоте.

Тем не менее в это воскресенье, после утомительной недели, Луи де Фонтаньё выглядел столь грустным, что Эмма, все еще полагавшая, что она владеет волшебной палочкой, способной прогнать тучи со лба своего возлюбленного, решилась сопроводить его на рыбную ловлю.

Следуя вдоль берега реки и ловя то пескарей, то уклеек, они ушли далеко за пределы селения Шампиньи. В середине дня Сюзанна, пожелавшая участвовать в этом развлечении, накрыла в извилине берега завтрак, и все трое прямо на траве принялись за еду с аппетитом, который появляется, когда дышишь свежим речным воздухом.

Толи это развлечение восторжествовало над мрачными мыслями Луи де Фонтаньё, толи молодой человек испытал прилив прежних своих чувств к Эмме, которая была очаровательна в жаконетовом платье, плотно облегавшем ее изящную талию, и в чепчике с розовыми лентами, великолепно сочетавшимся с чистым цветом ее лица, но он казался веселым и счастливым; г-жа д’Эскоман, преисполненная гордости и радости при виде того, что достигнуты цели ее постоянных забот, щебетала, как славка.

Неожиданно со стороны бечевой послышался шум, и почти в то же время мимо них пронеслась группа всадников и амазонок, мгновенно исчезнувших в клубах пыли.

Как ни стремительно неслись верховые, одна из амазонок, повернув голову, успела заметить скромных сотрапезников и их пиршество; она вскрикнула от изумления и тут же разразилась насмешливым хохотом.

Для Эммы эти звуки смешались с топотом промчавшихся лошадей и шумом веселых голосов, но Луи де Фонтаньё ясно и отчетливо расслышал этот смех и этот голос, и они показались ему знакомыми. От этого он так встревожился, что день, обещавший быть таким хорошим, закончился сумрачно и печально.

Спустя некоторое время после этого случая Эмма ждала Луи де Фонтаньё, как у нее это было заведено, в тот час, когда он выходил из своей конторы; она подстерегала его возвращения, стоя за занавеской магазинной витрины.

Она заметила его: он шел по улице, опустив голову, в уже привычном для него подавленном настроении.

Чтобы развеселить его улыбкой, она осторожно постучала по оконному стеклу.

В эту минуту по улице крупной рысью пронеслись резвые лошади, запряженные в элегантную открытую коляску, которой правил кучер в ливрее. Луи де Фонтаньё поднял глаза: его внимание привлек экипаж. Молодой человек сделал жест, свидетельствующий о его удивлении, а взгляд его стал следить за коляской, пока та не скрылась за поворотом.

Эмма сумела различить белые перья, развевающиеся на шляпе дамы, которая сидела в экипаже. Изумление молодого человека и проявленный им интерес не скрылись от ее глаз; она быстро выбежала из магазина и заметила, что ее возлюбленный смотрит в сторону удалявшегося экипажа. Она окликнула Луи де Фонтаньё, но он настолько был поглощен своими мыслями, что ей пришлось второй раз позвать его, чтобы он пришел в себя.

Эмма спросила у него, что это была за особа, которую он разглядел в коляске. Луи де Фонтаньё покраснел, забормотал что-то и стал отрицать свое удивление при виде незнакомки, но оно было слишком очевидным, чтобы ускользнуть от Эммы.

И в сердце маркизы вкралось зловещее предчувствие.

Она поняла, что Луи де Фонтаньё что-то скрывает от нее и у него есть какая-то мысль, какая-то тайна, быть может, которой он не хочет поделиться с ней; и мир ее пошатнулся на своей основе, мир, в который, по ее разумению, она была призвана жить в столь совершенном счастье, во взаимном и полном доверии, — мир этот потерял равновесие!

Ею овладело беспокойство, у нее зародилось множество подозрений по поводу жеста молодого человека, его поведения и его отрицания того, что она сама видела.

Неужели существовала какая-то связь между постоянной грустью Луи де Фонтаньё и дамой в экипаже? От этого обращенного к себе вопроса Эмма задрожала всем телом.

Неужели для нее настало время пробуждения? Неужели любовь ее друга, которой суждено было быть вечной, уже прожила свой срок? Но в ответ на это предположение, показавшееся ей кощунственным, она лишь покачала головой и улыбнулась, как улыбнулся бы ангел-хранитель, если бы кто-нибудь сказал ему, что вверенное его попечению дитя осквернило себя преступлением.

Чрезмерность подобных опасений доказывала, что они беспочвенны; Эмма успокоилась, но дала себе слово выследить даму в шляпе с белыми перьями и попытаться узнать, кто же она такая.

На следующий день, много ранее того часа, когда она увидела, как эта женщина проезжала мимо магазина накануне, Эмма заняла свое место за занавеской.

Каждый звук, доносившийся с улицы, заставлял трепетать сердце г-жи д’Эскоман.

Неожиданно в магазин кто-то вошел: то была г-жа Бернье.

Ясно, что она не могла выбрать более неудачной минуты, для того чтобы посетить свою соседку. Этот визит был тем более неприятен Эмме, что никогда еще речь часовщицы не была столь вычурной и пустой.

Взволнованность молодой соседки не ускользнула от внимания г-жи Бернье.

— Да что это с вами, моя милочка? — спросила она Эмму. — Право, можно подумать, что вы поджидаете своего возлюбленного.

— Вы правы, сударыня, — отвечала Эмма. — В этот час мой муж возвращается из конторы.

Госпожа Бернье отвечала шутками по поводу затянувшегося медового месяца; судя по всему, утонченность шуток не входила в программу образовательного заведения, учением в котором она так гордилась.