Александр Дюма - Блек. Маркиза д'Эскоман

Этот проход был узким, сырым, грязным и темным.

И тем не менее шевалье, не колеблясь, направился туда вслед за своим неблагодарным пансионером.

Он уже не задавал себе вопроса, что ему отвечать в том случае, если животное приведет его к девушке, у которой оно было им украдено.

Некоторое время пробираясь на ощупь в этой мрачной клоаке, шевалье в конце концов рукой наткнулся на веревку.

Веревка, натянутая здесь вместо перил, показывала, как идет лестница.

Шевалье де ла Гравери ногой поискал ступеньки и, обнаружив первую, ведомый слабым проблеском света, пробивавшимся над его головой через безобразное, покрытое пылью окно, в котором недостающие куски стекла были заменены листами промасленной бумаги, принялся взбираться по лестнице.

Так он достиг второго этажа.

Все двери там были закрыты.

Шевалье прислушался.

Из комнат не доносилось ни звука; было ясно, что собака остановилась не здесь.

Шевалье вновь поймал веревку и продолжил свое восхождение.

После второго этажа лестницы сужалась, но это не помешало шевалье добраться до третьего.

Здесь, как и на площадке второго этажа, он прислушался.

Третий этаж бы так же нем, как и второй.

Лестница в предместье Ла-Грапп, ведущая выше третьего этажа, подобно женщинам Вергилия, у которых тело заканчивалось рыбьим хвостом, заканчивалась приставной лесенкой.

Господин де ла Гравери стал опасаться, не воспользовался ли спаниель каким-либо не замеченным им выходом, чтобы выскользнуть из этого дома и проникнуть во двор.

Но в это мгновение он услышал раздавшийся у него над головой печальный и протяжный вой, которым, согласно весьма распространенному поверью, собаки возвещают о смерти своего хозяина.

От такого скорбного зова в этом мрачном доме, казавшемся безлюдным, кровь застыла у шевалье в жилах, волосы встали дыбом, и он почувствовал, как ледяной пот выступил у него на лбу.

Но почти сразу же ему пришло в голову, что Блек, добравшись до двери своей хозяйки и найдя ее запертой, послал ей через дверь этот отчаянный призыв.

По всей вероятности, если такое предположение было верно, его молодой хозяйки не было дома.

Тогда шевалье мог бы настигнуть Блека около двери и, зажатый в тесном коридоре, тот вынужден был бы сдаться.

Эта мысль вернула шевалье мужество.

Он уцепился за перекладины лестницы и предпринял попытку восхождения.

Это ему напомнило тот полный отчаяния день, когда ему пришлось не карабкаться вверх по лестнице, а спускаться вниз по веревке, сделанной им из простыней.

Но он не остановился на этом воспоминании, его память сделала еще один шаг вперед — шевалье вспомнил Матильду, и, каким бы черствым ни стало его сердце в этом отношении, у него вырвался вздох.

Но и вздыхая, он продолжал подниматься.

Когда он преодолел около двадцати ступенек, его тело наполовину высунулось из люка.

Этот люк вел в крохотную чердачную каморку, где царила непроглядная тьма.

На первый взгляд эта каморка казалась такой же пустой, как и весь остальной дом; однако не приходилось сомневаться, что это место служило конечной целью побега спаниеля.

И в самом деле, едва шевалье поставил ногу на пол комнаты, как животное подбежало к нему и стало ласкаться с такой нежностью, какую шевалье у него еще никогда не видел.

Но едва только шевалье протянул в его сторону руку, как будто выказывая свои намерения, Блек проворно отбежал и улегся в изножье какой-то кровати, смутно вырисовывавшейся в темноте.

Это убогое ложе стояло в углу, вдоль ската крыши, так что слабый луч света, проникавший в эту клетушку сквозь узкое оконце, не попадал на него.

Ни малейшего шевеления, ни малейшего движения не чувствовалось в этой чердачной лачуге.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил шевалье.

Никто не ответил; лишь Блек вторично подбежал к нему и потерся о его ноги.

В эту минуту шевалье заметил, что атмосфера этого чердака была перенасыщена едким и резким запахом; у него перехватило горло.

Его страхи вернулись к нему; ему захотелось как можно быстрее убежать отсюда, и он позвал Блека.

Блек завыл снова, еще более зловеще, чем в первый раз, и забился под кровать.

Шевалье не мог пойти на то, чтобы покинуть Блека.

Он стал искать, чем бы посветить.

Во время этих поисков его нога наткнулась на жаровню и опрокинула ее.

И почти тут же его пальцы нащупали фосфорную зажигалку.

В секунду он высек огонь и зажег лампу, замеченную им на стуле.

Затем он подошел к постели.

На ней он увидел лежавшую женщину.

Кожа на лице у этой женщины, или, вернее, молодой девушки, отсвечивала синевой: ее губы почернели, от обильно выступившего пота волосы на висках слиплись, а зубы были плотно сжаты.

Все тело, казалось, уже окоченело от смертного холода и больше не шевелилось.

О том, что душа еще не покинула тела умирающей, можно было догадаться лишь по дрожанию голубоватых век и слабому дыханию, которое вырывалось из сведенного судорогой рта и доказывало, что ее страдания еще не закончились.

В этом теле, наполовину уже похожем на труп, г-н де ла Гравери узнал девушку, которую он преследовал прошлой осенью в одно из воскресений, ту, у которой он затем похитил Блека.

Он заговорил с ней; но она была слишком слаба, чтобы ответить ему.

Однако девушка его услышала, так как веки ее приоткрылись и, обратив блуждающий взгляд на шевалье, она протянула ему руку.

Охваченный жалостью и испытывая некоторые угрызения совести, шевалье де ла Гравери взял ее за руку.

Она была ледяной.

— Боже мой! Боже мой! — размышлял он вслух, ибо такова была его привычка. — Не могу же я оставить умирать это несчастное создание, и, поскольку в погоне за Блеком я пересек весь город с непокрытой головой, точно в таком же виде я могу его вновь пересечь, отправившись за господином Робером.

Шевалье не был знаком с г-ном Робером, но он знал, что этот врач пользовался известностью среди жителей Шартра.

— Я обязан для нее это сделать, я обязан для нее это сделать, — повторял шевалье, глядя на девушку и вновь удивляясь, так же как и в первый раз, странному сходству между ней и Матильдой, когда Матильда была в том же возрасте.

Оставив умирающую под охраной Блека, г-н де ла Гравери спустился по лестнице быстрее, нежели поднялся по ней, хотя подниматься было легче, чем спускаться.

Врача не оказалось дома; шевалье оставил ему адрес девушки, указав все необходимые подробности, которые позволили бы г-ну Роберу найти ее каморку без дополнительных расспросов.

Затем сам он бегом вернулся в предместье Ла-Грапп.

В убогой комнатушке за время его отсутствия ничего не изменилось; только Блек, чтобы побороть этот ледяной холод, во власти которого находилась его хозяйка, запрыгнул на кровать и улегся на ноги больной.