Ярослав Гавличек - Гелимадоэ

Я сидел подле Марии, опершись локтями о стол, и сожалеюще смотрел на Эмму с ее игрой. Вот ведь, уже достаточно большая выросла, а ведет себя все еще точно малое дитя.

— Ну, — спросила меня с улыбкой Мария, — как у тебя прошел сегодняшний день? Мы тебя с самого утра не видели! — Она обняла меня рукой за шею. — Бедняжка, ты что-то невесел сегодня!

Я с недовольством отстранился от нее, будучи совсем не расположен к нежностям.

— Вот если бы его обняла Дора, он бы весь растаял, — с невинным видом заметила Эмма.

Я бросил на нее свирепый взгляд. Если бы это была Дора! Только сейчас я сообразил, что Доры нет дома. А где же она? Я произнес этот вопрос вслух.

— Где Дора? — Эмма смотрела на меня своими большими выразительными глазами. — Мы не знаем. Этого никто из нас не знает. Лида, ты знаешь, где Дора? Мария, ты не знаешь, куда она пошла и когда вернется?

Я не мог понять, чего она добивалась, засыпая сестер вопросами, — оказать мне услугу либо поиздеваться надо мной.

— Дора теперь вечно шатается где-то, — проворчала Гелена, не поднимая глаз от своего вязания.

Воцарилась тягостная тишина, которую нарушало лишь позвякивание спиц, скрипение дверных ручек, натираемых Лидой, да дробный стук чечевичных зерен, падавших на дно жестяной кастрюли. Смесь этих звуков, да еще грозное размеренное тиканье настенных часов и подкравшиеся сумерки, наводили на меня какую-то неясную тоску. «Дора теперь вечно шатается где-то», — горько повторял я про себя слова Гелены. Это было правдой. Теперь, приходя к Ганзелиновым, я довольно часто не заставал ее дома. Что бы это могло значить? Французский она не учит, на меня почти и не глядит — может, тут замешан Пирко? Острая мальчишеская ревность пронзила мне сердце.

Внезапно под окном раздались торопливые шаги. От энергичного толчка дверь распахнулась, и та, о которой все мы думали, вошла в горницу. Лицо ее светилось радостью, глаза сияли. Она блаженно потянулась, как кошка, греющаяся на солнце.

— Боже мой, как там чудесно! — От нее исходил запах свежести, запах весны. — А вы что сидите тут, приуныв будто на похоронах?

— Полагаю, — ледяным тоном произнесла Гелена, — ты вернулась как раз вовремя. Отец придет с минуты на минуту. Он был бы очень удивлен, не застав тебя дома.

В другой раз Дора вспылила бы, но сегодня ничто не могло испортить ей настроение.

— Э, что отец! Отец уже старый. Случается, выбранит и без вины виноватых.

Она уселась среди нас и, завладев Эммиными костяшками, ловко принялась сооружать какой-то высокий дом. Осторожно и спокойно ставила этаж за этажом. Я с тревогой ожидал, когда ее шаткое здание рухнет. И Мария тоже с интересом следила за Дориной постройкой. Чечевица перестала падать в кастрюлю.

— У тебя твердая рука, — заключила Мария с оттенком зависти. Дора самоуверенно улыбалась и что-то тихонько напевала себе под нос.

— Сегодня после обеда в город приехал фокусник. Я его видела, — неожиданно и без всякой связи сообщила Эмма. Мне почудилось, будто при этом она испытующе взглянула на Дору.

Две последние костяшки, водруженные на вершину вавилонской башни, выскользнули из Дориных рук, и все великолепное сооружение рассыпалось по столу и по полу. Эмма мигом соскользнула вниз, собирая разлетевшиеся костяшки.

— Это ты виновата, — шутливо рассердилась на нее Дора. — Это ты дунула на дом нарочно! Сейчас я тебя поколочу! — И она легонько шлепнула Эмму по спине. — Ну да ладно. Начну сначала. На этот раз обязательно получится.

Когда я возвращался от Ганзелиновых, с городской площади уже убирали праздничные алтари. Полицейский, расставив ноги и заложив руки за спину, смотрел, как двое мужчин, влезши на стремянку, разбивают молоточками деревянную конструкцию. Третий им светил. Тротуар перед алтарем был весь усыпан хвоей.

«Вот и опять она даже внимания на меня не обратила, — тоскливо думал я. — Будто я пустое место! Заметила ли она меня вообще? Что я ей такого сделал? И верно, где она пропадала с обеда до самого вечера?» Тайна ее загадочных отлучек не выходила у меня из головы.

Был субботний вечер; ослепшее, заплаканное солнце спускалось к затянутому темной испариной горизонту, под крышами жалобно насвистывали дрозды. Со стороны пивоваренного завода черной тучей плыл дым, гарью оседая на мостовой. Торговки сокрушались, что в воскресенье погода опять испортится, слишком уж тяжел воздух — дым пивоварни был их барометром. Вчера дождь, позавчера дождь и сегодня, похоже, опять будет дождь? Пухленькие золотые ручки на ратушной башне взметнулись, лязгнули, семь раз деловито прозвонил колокольчик — и в ту же минуту на площадь въехал фокусник Бальда, задумчиво постегивая кнутом свою лошаденку по худым бокам. Колеса его рыдвана были заляпаны грязью, лошаденка плелась еле-еле, печально позвякивая бубенчиками, а мужчина на козлах, обросший черной, давно не бритой бородой, был ужасающе худ. Он находился в отъезде почти целую неделю и теперь приехал, чтобы провести воскресенье подле жены. В возвращении этого усталого человека и отощавшей животины было нечто трогательное; добросердечные прохожие вздыхали и в душе восхищались фокусником и его великой любовью.

После ужина я вышел на площадь, дожевывая на ходу кусок хлеба. Все вокруг замерло, точно перед бурей; на небе, словно задернутом далеким занавесом, мерцали первые звезды. Быстро темнело, наступала ночь — безлунная, душная, тревожная, настоящая разбойничья ночка. С Безовки доносилось громкое кваканье лягушек, а нетопыри летали так низко, что женщины, вскрикивая, заслоняли голову рукой. Я понуро брел, сам не зная куда. У пивоваренного завода окунулся в густой дым, от которого защипало глаза и запершило в горле. В темноте, у старой башни, взвизгнула девушка; густой бас принялся увещевать ее. Я в страхе прибавил шагу. На высоком краю деревенской площади остановился и посмотрел вниз. От Милетина по шоссе медленно ползла повозка, было видно, как раскачивается под дугой светлый фонарик. Говор сидящих на пороге своих домов людей напоминал шум воды в полуразрушенном фонтане. Порой тревожно взлаивала собака. Кроны деревьев застыли недвижимо; создавалось впечатление, что время остановилось.

Вблизи от меня кто-то споткнулся о камень, я услышал чье-то учащенное дыхание. Оглянулся. Маленькая щуплая девчоночья фигурка намеревалась незаметно прошмыгнуть мимо. Узнав меня, негромко вскрикнула и дотронулась до моего плеча.

— Это ты, Эмма? — удивился я. Губы девочки дрожали от неподдельного волнения. При виде меня она вроде бы испугалась.

— Куда ты идешь? — тихо спросила она.

Вместо ответа я изумленно уставился на нее.