Орхан Кемаль - Происшествие

А Джемшир рассказывал. Вначале медленно, с трудом подбирая слова, потом с воодушевлением. Он забыл, что его может услышать дочь. Он уже испытывал благодать, которая снизойдет на них, когда Гюллю выйдет за племянника Музафер-бея…

— Весь вопрос в том, — закончил Джемшир, — как рассказать ей все это, — он кивнул на Гюллю. — Ведь от ее ответа зависит, удастся ли нам прожить остаток жизни в достатке и покое…

Гюллю сжалась в комок, замерла и ловила каждое слово отца. Она скорее утопится, но не пойдет за этого хлюста Залоглу. Значит, это его приводили тогда ночью. Без Решида здесь не обошлось…

— Завтра осторожно расскажи ей, — услышала она.

— Лучше ты сам, — возразила Мерием. — Я не смогу, язык не повернется. Я и слов-то таких не знаю, которые ты говорил.

Джемшир прикурил от окурка. Слова жены польстили ему.

— Хорошо, я сам расскажу. Утром… Если у нее есть разум — согласится. Будет хозяйкой большого имения и еще роскошной машины впридачу. Сама себе хозяйка. А когда умрет Музафер-бей… поля, скот, виноградники, особняк — все наше. Птица счастья села на нашу голову, не спугнуть бы ее — и мы заживем.

«Заживете! — со злостью подумала Гюллю. — Даст бог, не спугнете эту птицу счастья. Говоришь, завтра райская жизнь настанет?.. Поищите завтра Гюллю…»

Они прошептались до глубокой ночи. Только в первые дни после свадьбы Джемшир был так ласков с женой. Она и не чаяла, что эти дни вернутся. А вот вернулись же!

И она снова с мужем. Что ж, даже один день счастья — счастье.

Выговорившись, Джемшир придавил в пепельнице сигарету и улегся рядом с сыном. Усталость разлилась по его тяжелому телу. Он закрыл глаза и тотчас уснул.

Мерием поднялась, подошла к постели дочери, потрясла ее за плечо. Гюллю притворилась спящей. Мать задула лампу и легла. Но сон не шел. Она лежала и с ужасом думала, что будет завтра, когда Гюллю одним дерзким «нет» вызовет дома целую бурю. Гюллю упрямица из упрямиц.

А мать снова окажется между двух огней…

Она смахнула набежавшую слезу…

Гюллю с трудом дождалась утра. Когда побелели занавески на окне, она тихонько поднялась. Мать, отец и рядом с ним Хамза крепко спали.

Гюллю стала собираться.

Сейчас самое время.

Она оделась, взяла из сундука приготовленный узел. На цыпочках спустилась вниз, пробралась к двери и только там надела белые парусиновые туфли, в которых ходила на работу.

Теперь предстояло самое опасное — открыть ржавую задвижку на двери.

Задвижка противно скрипнула. Гюллю затрепетала, но ей тут же пришла мысль, что теперь уже все равно. Она открыла дверь и исчезла в предрассветных сумерках.

Гюллю мчалась по пустынным улочкам: до смены еще было далеко, и в рабочем квартале царила глубокая тишина.

Гюллю задыхалась от бега. Она вспомнила о Пакизе. Вместе они придумают, что делать дальше. И Гюллю свернула в грязный переулок.

…Когда в дверь постучали, Пакизе повернулась на спину. В оконце Гюллю видела, как та шевельнула ногой, как с кровати соскользнуло одеяло. Гюллю постучала сильнее. Пакизе открыла глаза, но, так ничего и не поняв спросонья, не шевельнулась.

Гюллю окликнула ее сдавленным шепотом и снова постучала.

Пакизе вскочила с кровати и подошла к двери. Она переспросила, кто там, и только тогда открыла.

Увидев Гюллю с узлом, Пакизе молча кивнула и попросила минуту обождать. Зевая, она вернулась к постели и принялась расталкивать парня, занявшего чуть ли не весь матрац.

— Поменьше разговаривай, — бросила она, когда тот попытался было возражать. — Что тебе здесь, гостиница, ты заплатил за номер?

Парень нехотя поднялся, оделся и, закурив, ушел, не обратив на Гюллю ни малейшего внимания.

— Это кто? — спросила Гюллю.

— Дружок, — ответила Пакизе. — Ну, а у тебя что стряслось?

Гюллю разом выложила все, что удалось услышать.

— Дурочка, — сказала Пакизе.

— Почему?

— Да потому, что тебе предлагают стать хозяйкой богатого имения, а большего от аллаха женщине и ждать не приходится.

— Если бы ты видела жениха, — сквозь слезы сказала Гюллю. — В чем только душа держится. Смех один, а не человек.

— Тем лучше, — возразила Пакизе, — легче будет в руках держать.

— Не прошу у аллаха ничего — одного Кемаля.

— Ну хорошо, и что ты собираешься делать?

— Не знаю.

Пакизе, закусив губу, соображала. Это уже не шутка. Сумасшедшая девчонка схватила узелок и убежала, ничуть не заботясь о том, как на это посмотрят родители. Мать не в счет. Но Джемшир, Хамза и этот цирюльник Решид! Джемшир, с прибылью пристраивавший своих дочерей, конечно, никому не уступит даром такую красивую девушку, как Гюллю. Значит, пахнет свидетелями, полицией и судом. Чего только не вынесла однажды ее подружка, участвовавшая в такой же вот истории. Зачем же ей ввязываться, зачем навлекать на свою беззаботную, слава аллаху, голову кучу неприятностей? И только потому, что девчонке взбрело на ум бежать к своему возлюбленному…

— Вот что, — решила она. — Забирай-ка свой узел…

— Как? — растерялась Гюллю.

— А так, пойдем навстречу твоему черномазенькому.

— Пакизе!

— Извини, привычка.

— Я здесь подожду. А ты пойди расскажи ему. Пусть возьмет такси.

— Нет, Гюллю, мы пойдем вместе.

— Ты боишься оставить меня здесь?

Пакизе усмехнулась.

— Мне все равно, — сказала она. — Я о тебе забочусь. Искать тебя они начнут с моего дома, это уж как пить дать… Мать что-нибудь знает?

Гюллю и не подумала о матери. И сейчас сердце защемило от жалости.

— Нет. Она ничего не знает…

Пакизе покачала головой.

— Ну и натворила ты дел, Гюллю.

Мерием проснулась около пяти. Повернув голову, долго смотрела на пустую постель дочери. Значит, Гюллю уже встала. Ох-хо-хо, как это все сегодня получится. Она, конечно, постарается не вмешиваться…

Мерием посмотрела на мужа, осторожно потянула сбившееся одеяло, покрыла его. Джемшир лежал на спине и тяжело храпел. Хамза вторил ему.

Пока она поставит чайник, сварит мужу кофе…

Мерием поднялась. Ах, если бы всегда было так хорошо, как вчерашним вечером.

Она умылась, поливая себе из кружки, вытерлась и пошла ставить воду себе и Гюллю для чая, и отдельную кастрюлю — для кофе мужчинам. Пока они с Гюллю напьются чаю, и в кастрюле вода вскипит.

Дом просыпался. Из комнат, которые сдавались внаем, во двор и обратно сновали жильцы.

Вот из уборной поплелась жена старьевщика Ресула.

«Как же так, — растерялась Мерием, — а где же тогда Гюллю?»

Она оставила чайник на огне и отправилась по соседям. Гюллю нигде не было. Да и что ей делать у соседей спозаранку? Мерием вернулась в комнату. Все было так, как она оставила минуту назад: муж, Хамза и пустой тюфяк Гюллю.

Мерием бросилась к сундуку, где в узелке хранились вещи Гюллю…