Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф - Чудеса Антихриста

Тогда Маргарита Корнадо выдала Ореста, сына своей крестной матери, который и не думал работать в Ракальмуто.

Она сделала это, хотя узнала, что жених ее был виноват во всем, в чем его обвиняла Сантуцци. Она сделала это, хотя сама дала разрешение на убийство, поцеловав нож.

Но едва она открыла убийцу, как раскаялась в этом и испытала мучительные угрызения совести.

Во всякой другой стране ее поступок не считался бы преступлением; но в Сицилии на вещи смотрят иначе. Сицилианец скорее умрет, чем будет предателем.

Маргарита Корнадо ни днем, ни ночью не находила покоя. Жгучее раскаяние грызло ей сердце, она чувствовала себя глубоко несчастной.

Ее проступок не судили строго, так как знали, что она любила убитого, и все находили, что Сантуцци поступила с ней слишком жестоко. Никто не презирал ее, и все продолжали с ней кланяться.

Но ее мук не облегчало всеобщее участие. Раскаяние мучило ее, и рана ее никогда не заживала.

Орест был приговорен к пожизненной ссылке на галеры, а Сантуцци умерла вскоре после произнесения приговора над сыном. Маргарите некого было молить о прощении.

Она обратилась к святым, но они не хотели помочь ей. Казалось, что ничто на свете не имеет силы освободить ее от ужаснейших угрызений совести.

В это время в Джирдженти прибыл знаменитый францисканский монах, патер Гондо. Он проповедовал и собирал паломников на поклонение Младенцу Христу в Диаманте.

Патер Гондо не заботился о том, что святой отец еще не признал чудотворным изображение Христа в Сан-Паскале. В своих странствиях он встретился со слепыми певцами и слушал их рассказы о чудесах, творимых изображением. В чудные ночи сидел он у ног отца Элии и брата Томазо и от вечерней зари до утренней, не уставая, слушал их рассказы.

И теперь великий проповедник направлял всех обездоленных и несчастных к великому чудотворцу. Он советовал людям не терять даром этого святого времени.

— Младенца Христа не очень чтили до сих пор в Сицилии, — говорил он. — А теперь пришло время, когда он пожелал иметь здесь свою церковь и своих служителей. И для этого он дает своему святому изображению силу творить чудеса одно за другим.

Патер Гондо, бывший послушником в монастыре Ara coeli на Капитолии, рассказывал народу об изображении Христа, находящемся там, и о тысяче чудес, совершенных им.

— А теперь это милосердное Дитя хочет, чтобы Ему поклонялись и в Сицилии, — говорил патер Гондо. — Не будем больше медлить и поспешим к нему. Будем первыми, признавшими изображение! Пойдем, как волхвы и мудрецы, поклониться святому Младенцу, пока он лежит еще в бедной пещере в яслях!

Маргарита Корнадо, услышав это, взлелеяла новую надежду. Она первая последовала призыву патера Гондо. Ее примеру последовали и другие. Сорок паломников отправились с ними через гористую пустыню к Диаманте.

Все эти люди были бедны и несчастны. Но патер Гондо велел им идти с молитвой и пеньем. И взоры их вскоре сверкали, словно они увидали звезду Вифлеемскую.

— Знаете ли вы, — говорил патер Гондо, — почему Сын Божий выше всех святых? Потому что он оделяет души блаженством, прощает грехи, потому что Он дарует мир и успокоение, потому что царство Его не на земле!

Когда его маленькая паства уставала, он поддерживал в ней мужество рассказами о чудесах, совершенных изображением. Сказания слепых певцов были для них освежающими плодами и подкрепляющим вином. Бедные путники легкими шагами шли по горной пустыне Сицилии, словно поднимаясь к Назарету, чтобы поклониться сыну плотника.

— Он снимет с нас все наше горе, — говорил патер Гондо. — Когда мы будем возвращаться, сердца наши будут веселы и радостны!

И уже при переходе через выжженную, жгучую пустыню, где не было ни деревца, где вода имела привкус соли и серы, Маргарита Корнадо чувствовала, что на сердце у нее становится легче.

— Маленький Царь Небесный снимет с меня все мои мучения, — говорила она.

В один майский день пилигримы дошли наконец до подножья горы, где находится Диаманте. Здесь пустыня кончалась. Кругом они видели рощи оливковых деревьев и свежую зелень. Гора и город — все сверкало и искрилось.

Они чувствовали, что пришли в местность, осененную милостью Божией.

Они бодро поднимались по крутой извилистой дороге и запели громкими ликующими голосами старинную песнь пилигримов.

Когда они поднялись на гору, навстречу им вышел народ из Диаманте. Услыхав вдали однообразный напев старинной песни паломников, все побросали работу и бросились им навстречу. И жители Диаманте обнимали и целовали пилигримов.

Их ждали уж так давно и никак не могли понять, почему они так долго не приходили.

Диамантское изображение Христа было так чудотворно и милосердно, так любвеобильно, что весь народ должен был стремиться к нему.

Слушая все это, Маргарита Корнадо чувствовала, что сердце ее уже исцеляется от своих страданий. Все в Диаманте утешали и поддерживали ее.

— Он, конечно, поможет тебе, ведь он помогает всем, — говорили ей. — Еще никто не обращался к нему напрасно.

У городских ворот пилигримы расстались. Жители Диаманте разобрали их по домам чтобы они могли отдохнуть после долгого пути. Через час они должны были встретиться у Porta Aetna, чтобы идти на поклонение Младенцу Христу.

Но у Маргариты не было терпения ждать целый час. Она спросила дорогу к Сан-Паскале и пошла туда одна, не дожидаясь остальных.

Когда час спустя патер Гондо и пилигримы пришли в Сан-Паскале, они увидали, что Маргарита Корнадо сидит на ступенях алтаря. Она сидела неподвижно и, казалось, не заметила их прихода.

Но когда патер Гондо приблизился к, ней, она вскочила, как ужаленная, бросилась на него и начала его душить.

Она была женщина высокая и сильная. Между ними завязалась ожесточенная борьба, и, наконец, при помощи нескольких пилигримов патеру Гондо удалось высвободиться из ее рук. Она была как безумная, и ее пришлось связать.

Пилигримы пришли в церковь торжественной процессией, они пели и держали в руках зажженные свечи. Процессия была очень длинная, потому что к ней примкнули многие жители Диаманте. Передние ряды оборвали пенье, но задние, не видя случившегося, продолжали петь. Но весть о том, что произошло, переходила из уст в уста, и слушавшие ее смолкали. Жутко было слышать, как торжественное пенье обрывалось и переходило в стон и плач.

И тут измученные пилигримы поняли, что они напрасно пришли сюда. Все их утомительное путешествие было ни к чему. Чудные надежды, лелеемые ими в пути, угасли. Святое изображение не облегчит их страданий.

Сам патер Гондо пришел в ужас. Этот удар подействовал на него тяжелее чем на других, потому что все они думали каждый только о своем горе, а он нес в своем сердце страдания всех этих людей. Какую ответственность он взял на себя, пробудив в их сердце столько надежд.