Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

В строй Богусловский встал последним и упрека старшины не избежал:

— От вас не ожидал. Чего копались?

Он мог бы еще добавить что-либо воспитующее, но в это время из канцелярии вышли офицеры, и строй замер.

А возле стана Кула события разворачивались тоже стремительно. Двое дюжих молодцов выскользнули из пещеры и поспешили к тропе, что ведет из Суфи-Кургана. Они постоянно поглядывали на юрту Кула и молили Аллаха, чтобы придержал тот хозяина в юрте за пологом подольше. Они все рассчитали: сейчас Кул, попив чай, выйдет седлать коня и выгонять овец на пастбище, вот тут они и нагрянут. Днем он не опасается нападения и если даже берет карабин, то перебрасывает его за спину. Время надо, чтобы снять его, да и не станет он этого делать, если даже увидит путников на тропе, идущей из предгорья. Тем более безоружных, с малыми хурджунами, перекинутыми через плечи, что привычно для горцев…

Все так и получилось. Они еще не подошли к юрте Кула даже на то расстояние, чтобы всполошились собаки, как отодвинулся полог и вышел хозяин в малахае, меховых штанах и таких же меховых ичигах, но еще без тулупа. Все логично: тулуп в обузу, когда седлаешь лошадь, когда выгоняешь овец из кошары. Тулуп чабан одевает в последний момент. Перед тем, как вставить ногу в стремя.

А посланцам Мейиримбека легкий чапан на Куле, не прикрывающий ни груди, ни шеи, самое то, что надо. Они благословляют Аллаха, что тот благоприятствует их богоугодной миссии, сами же устало приближаются к юрте.

Вот собаки уже насторожились, начали сходиться в кучу, готовые броситься стайно на незнакомцев, оцепить их злобным лаем и не подпускать к жилищу хозяина, но Кул прикрикнул:

— Турдеса!

Послушны восточные собаки. Второго окрика им не нужно. Разбрелись безразлично, будто вовсе не видят незнакомцев.

А те уже близко. Вот уже подошли к юрте и приветствуют хозяина:

— Салям алейкум.

— Алейкум ассалям, — отвечает по обыкновению Кул и тут же спрашивает: — Откуда и куда ваш путь?

— Правоверные приглашают путников в юрту, поят кумысом, потом только задают вопросы. Но мы ответим. Наш путь к тебе. Его указал нам Аллах. Чтобы покарать тебя, отступника.

Два ножа одновременно брошенные сильно и метко, вонзились в горло Кула. Он даже не успел крикнуть, чтобы предупредить Гулистан.

А та слышала и успокаивающий собак крик мужа, и разговор, который непонятными звуками проникал сквозь толстый войлок — ее разбирало любопытство, но выйти из юрты она не решалась, ибо грешно видеть гостей прежде, чем они переступят порог юрты. Потом разговор умолк, и она отчего-то забеспокоилась, решилась все же выглянуть из юрты, чтобы узнать, что же происходит. Откинула полог и оказалась лицом к лицу с ненавистно глядящими крепкими незнакомцами. Она поняла все, метнулась в юрту за карабином, но схватить его не успела. Поздно пришло понимание случившегося. Слишком поздно.

Абдумейирим видел, как упал сраженный Кул, как кинулись в юрту за Гулистан телохранители бека, он облегченно вздохнул и углубился в пещеру. Разувшись, перешел через речку, вновь обулся, насухо вытерев ноги поясным платком, и затаился в темноте. Наган приготовил сразу же. Он так рассчитал: сбоку их постреляет, когда они втиснутся в узенькую тропку между стеной и речкой. Он осмелился нарушить приказ бека стрелять только в глубине пещеры, чтобы не было слышно выстрелов снаружи. Повеление, конечно, разумное, только не знает он, Абдумейирим, какой приказ получили его телохранители. Возьмут и удушат. Или — нож в горло. Как Кулу.

Вот они появились. Оглянулись назад и юркнули в пещеру. Ближе и ближе к роковому месту их шаги. Их последние шаги.

— Товарищ лейтенант, вроде бы два выстрела впереди? — крикнул Лодочников рысившему впереди Чмыхову. — Слышите?

— Нет.

Осадил все же коня и прислушался. Пожал плечами.

— Тихо.

Еще немного постояли, сдерживая дыхание. Все спокойно, и лейтенант решает:

— Поскачем галопом.

Сразу бы от заставы полевым, тогда опередили бы они террористов, а теперь-то чего спешить…

Впрочем, не поспеши они, ушел бы свободно Абдумейирим в горы. Ищи его потом, поднимай вертолеты. Хотя… лейтенант Чмыхов перевел бы вскоре коня на рысь, не допусти повторений оплошности посланец бека… Он не поверил себе, что телохранители убиты с первых выстрелов. Особенно его смущало то, как они упали — оба головами вперед, а не в реку, как он, Абдумейирим, предполагал.

«Притворяются жирнозадые!»

Разуваясь, чтобы перейти речку, не отрывал он взгляда от лежавших бездвижно тел, готовый стрелять еще и еще. У него достаточно для этого патронов, целых пять штук. Хватит, чтобы просверлить насквозь пухлые животы.

Переступая с камня на камень, нащупывая ногами твердую опору, чтобы не поскользнуться (именно этого ждут жирнозадые, сразу бросятся на него), Абдумейирим держал ревнаган наготове. И тут ему показалось, что шевельнулся один из телохранителей бека, тогда и не выдержали нервы, выпустил он пулю за пулей остаток барабана в убитых. И вот эти-то выстрелы услышали пограничники, проскакавшие к тому времени уже изрядно и находившиеся не так далеко от пещеры.

— Раз. Два. Три. Четыре. Пять! — вторил выстрелам лейтенант Чмыхов, пришпоривая коня, выжимая из него все, на что тот способен.

В это же самое время перед перевалом уже столпилось до пары сотен оборванных стариков и женщин, но вели они на этот раз себя довольно странно — орали, чего-то требуя, но нарушать границу не решались. Вроде бы испугались автоматных очередей, пущенных поверх голов. В общем, и границу не нарушали, и возвращаться, похоже, не собирались. Даже когда прискакала тревожная группа, а вскоре за ней и вся застава. Только еще громче заорали, увидев офицеров.

Бездельничали и дозоры, оставленные внизу на правом и левом флангах. Поначалу они где рысью, а где и галопом проскакали по втиснувшимся меж лобастых гряд долинкам, но убедившись, что никого нигде нет, пустили коней шагом по основной тропе, готовые кинуться туда, где появятся перебежчики.

Хоть и большой участок велено дозорить сержанту Буюклы и рядовом Богусловскому до прибытия подмоги с Крепостной, но видимость отменная, и это немного облегчало задачу. Правда, смотреть нужно было в оба глаза, ни на миг не отвлекаясь. А тут, как назло, начала у Богусловского сильно мерзнуть нога.

Пока они рысью и галопом объезжали свой участок Богусловский не очень-то обращал внимание, что правой ноге морозно, пошевеливал только время от времени пальцами, согревая их, не думая даже, что тем самым ускоряет вышелушивание пропаленной полосы, но когда перешли они на шаг, почувствовал одеревенелость ноги. Показалось даже, что леденящее железо стремени прижигает подошву. Поднял ногу, провел рукой по подошве и невольно присвистнул.