Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 21. Анж Питу 1995.

— Успокойся, Бийо, — сказал он, — мой час еще не пробил.

— Ладно; зато мой уже пробил, доктор. Там у меня урожай гниет на корню, земля не вспахана; там у меня любимая семья, которую я люблю еще вдесятеро больше, когда смотрю на это мертвое тело и на родных, оплакивающих его.

— Что вы хотите этим сказать, дорогой Бийо? Вы думаете меня разжалобить?

— О нет, — простодушно ответил Бийо, — но мне горько, вот я и жалуюсь, а поскольку жалобы ни к чему не ведут, я надеюсь помочь себе и облегчить свои страдания как могу.

— То есть?..

— То есть я хочу вернуться на ферму, господин Жильбер.

— Вы опять, Бийо?

— Ах, господин Жильбер, видите ли, я слышу голос, который зовет меня туда.

— Берегитесь, Бийо, этот голос призывает вас дезертировать.

— Я же не солдат, чтобы дезертировать, господин Жильбер.

— То, что вы собираетесь совершить, будет еще худшим дезертирством, чем дезертирство солдата.

— Объясните мне, почему, доктор?

— Как! Вы пришли в Париж, чтобы разрушать, а сами удираете, как только здание начало разваливаться?

— Я так поступаю, чтобы не раздавить моих друзей.

— Вернее, чтобы вас самого не задавило.

— Хм-хм! — возразил Бийо, — не грех и о себе немного подумать.

— Ах, вот как вы считаете! Можно подумать, что камни не падают вниз! Можно подумать, что, когда они падают, 15* они не могут проломить голову даже тем, кто от страха успел отбежать довольно далеко!

— Но вы же прекрасно знаете, что я не трус, господин Жильбер.

— Тогда оставайтесь: вы нужны мне здесь.

— А моему семейству я нужен там.

— Бийо, Бийо, мне казалось, я сумел вам растолковать, что для человека, любящего родину, семьи не существует.

— Хотел бы я знать, смогли бы вы повторить эти слова, если бы ваш сын Себастьен лежал сейчас на месте этого молодого человека?

И он указал на убитого.

— Бийо, — стоически сказал Жильбер, — придет день, когда я буду лежать перед моим сыном Себастьеном, как сейчас это мертвое тело лежит передо мной.

— Тем хуже для него, если в этот день он будет таким же бесчувственным, как вы.

— Надеюсь, он будет лучше меня и будет еще более стойким, если я подам ему пример стойкости.

— Значит, вы хотите, чтобы ребенок смотрел, как льется кровь; чтобы он с малых лет привыкал к пожарам, виселицам, мятежам, ночным нападениям; чтобы он видел, как оскорбляют королев и угрожают королям, — и вы хотите, чтобы после всего этого, став твердым как камень и холодным как сталь, он любил и уважал вас?

— Нет, я не хочу, чтобы он все это видел, Бийо; вот почему я отослал его в Виллер-Котре, правда, сегодня я об этом почти жалею.

— Как, вы об этом жалеете?

— Да.

— Почему именно сегодня?

— Потому что сегодня он увидел бы, что басня про льва и крысу не просто сказка, он увидел бы, что так бывает и в жизни.

— Что вы хотите этим сказать, господин Жильбер?

— Я говорю, что он увидел бы, как случай привел бедного фермера, храброго и честного человека, не умеющего ни читать, ни писать, в Париж. Этот человек и помыслить не мог, что жизнь его может иметь какое-либо — доброе или злое — влияние на судьбы людей, вознесенных так высоко, что он едва отваживался поднять на них глаза. Так вот, мой сын увидел бы, как этот человек, который однажды уже хотел покинуть Париж и сейчас снова рвется убежать отсюда, помог спасти короля, королеву и королевских детей.

Бийо удивленно смотрел на доктора:

— Что вы хотите сказать, господин Жильбер?

— Что я хочу сказать, героический мой невежда? Сейчас объясню: я хочу сказать, что вы проснулись при первых же звуках отдаленной бури, поняли, что буря эта готова обрушиться на Версаль, побежали к Лафайету и разбудили этого господина, спавшего крепким сном.

— Проклятье! Еще бы ему не спать: он двенадцать часов не слезал с коня, он целые сутки не спал.

— Я хочу сказать, что вы привели его во дворец, — продолжал Жильбер, — и толкнули в гущу убийц с криком: "Назад, мерзавцы, пришел мститель!".

— А ведь и правда, — сказал Бийо, — я все это сделал.

— Вот видишь, Бийо, ты сделал очень много, мой друг; ты не мог спасти этого юношу, но зато ты, быть может, не дал убить короля, королеву и двоих детей! Неблагодарный, ты хочешь оставить службу родине как раз тогда, когда родина тебя вознаграждает.

— Но кто будет знать о том, что я сделал, раз даже я сам об этом не подозревал?

— Ты и я, Бийо; разве этого мало?

Бийо секунду подумал; потом протянул свою загрубевшую руку доктору:

— Да, вы правы, господин Жильбер. Но вы же знаете, что человек слабое, себялюбивое, непостоянное создание; один вы, господин Жильбер, сильны, великодушны и постоянны. Что вас таким сделало?

— Несчастье, — ответил Жильбер с улыбкой, в которой было больше горечи, чем в самых горьких слезах.

— Странно, — сказал Бийо, — я думал, несчастье озлобляет людей.

— Только слабых.

— А если несчастье сделает злым меня?

— Быть может, ты станешь несчастным, но ты никогда не станешь злым, Бийо.

— Вы уверены?

— Я ручаюсь за тебя.

— Тогда… — сказал Бийо со вздохом.

— Тогда? — переспросил Жильбер.

— Тогда я остаюсь; но я знаю, что еще не раз испытаю приступ слабости.

— Я всякий раз буду рядом, Бийо, чтобы поддержать тебя.

— Значит, так тому и быть, — вздохнул фермер.

Потом, бросив последний взгляд на тело барона де Шарни, которое слуги укладывали на носилки, он произнес:

— И все же маленький Жорж де Шарни был так хорош, когда скакал на своей серой лошадке, с корзинкой в одной руке и кошельком — в другой!

Мы видели, при каких обстоятельствах задолго до того времени, до которого мы дошли в своем повествовании, Питу и Себастьен Жильбер отправились в деревню.

Поскольку мы намереваемся ненадолго оставить главных героев нашей истории, чтобы последовать за двумя юными путешественниками, мы надеемся, что читатели позволят нам описать некоторые подробности об отъезде, о дороге, которой они следовали, и о их прибытии в Виллер-Котре, который, по глубокому убеждению Питу, без них обоих решительно опустел.

Жильбер послал Питу за Себастьеном.

Для этого Питу посадили в фиакр и поручили заботам кучера, подобно тому как Себастьена поручили заботам Питу.

Через час фиакр привез назад Питу, а Питу привез с собой Себастьена.

Жильбер и Бийо ждали их в квартире, которую они наняли на улице Сент-Оноре, немного выше церкви Успения.

Жильбер объявил сыну, что тот должен немедля уехать вместе с Питу, и спросил, хочется ли ему вновь оказаться в лесах, которые он так любил.

— Да, отец, — ответил мальчик, — если вы будете навещать меня в Виллер-Котре или я смогу приезжать к вам в Париж.