Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Гнев вашего величества сковал мне уста, — сказал барон, — и я не мог докончить.

— Мой гнев? Я в гневе? Для этого, барон… барон…

И добродушный король громко расхохотался.

— Знаете что, продолжайте и скажите мне все: даже что королева продала ожерелье ростовщикам. Бедной женщине часто бывают нужны деньги, а я не всегда даю их ей.

— Именно об этом я и хотел иметь честь сказать вашему величеству. Два месяца назад королева просила пятьсот тысяч ливров через господина де Калонна, а ваше величество отказали ей.

— Это правда.

— Так вот, ваше величество, эти деньги, по слухам, предназначались для первого трехмесячного взноса, оговоренного при покупке ожерелья. Не получив денег, королева отказалась платить.

— И… — подхватил король, понемногу заинтересовываясь, как это случается всегда, когда сомнительность сменяется некоторым правдоподобием.

— Здесь, ваше величество, начинается та история, которую мое усердие велит мне рассказать вам.

— Что! Вы говорите, что история только начинается? В чем же дело, Боже мой? — воскликнул король, выдавая таким образом свое смущение перед бароном, который не замедлил воспользоваться этим преимуществом.

— Ваше величество, говорят, что королева обратилась за деньгами к одному лицу.

— К кому? К какому-нибудь ростовщику, не так ли?

— Нет, ваше величество, не к ростовщику.

— Боже мой! Вы говорите мне это каким-то странным тоном, Бретейль. А, я догадываюсь! Это иностранная интрига: королева просила денег у своего брата, у своей семьи. Тут замешана Австрия.

Известно, как щепетилен был король относительно всего, что касалось венского двора.

— Это было бы лучше, — возразил г-н де Бретейль.

— Что значит лучше! Но у кого же могла королева просить денег?

— Ваше величество, я не смею…

— Вы меня удивляете, сударь, — сказал король, поднимая голову и вновь принимая царственный тон. — Говорите немедля и назовите мне этого заимодавца.

— Господин де Роган, ваше величество.

— И вы не краснеете, называя мне господина де Рогана, самого разорившегося человека в королевстве!

— Ваше величество… — сказал г-н де Бретейль, опуская глаза.

— Ваш тон мне очень не нравится, — добавил король, — потрудитесь сейчас же объясниться, господин хранитель печатей.

— Нет, ваше величество, ни за что на свете, ибо ничто в мире не заставит мои уста произнести слово, от которого может пострадать честь моего короля и моей королевы.

Король нахмурился.

— Мы очень низко опустились, господин де Бретейль. Это полицейское донесение пропитано смрадом той клоаки, которая породила его.

— Всякая клевета извергает губительные миазмы, ваше величество, и потому необходимо, чтобы государи очищали воздух, прибегая к решительным средствам, если не хотят, чтобы их королевскую честь погубили эти яды, достигающие самого трона.

— Господин де Роган! — прошептал король. — Где здесь правдоподобие… Значит, кардинал не мешает распространению этих слухов?

— Ваше величество может убедиться, что господин де Роган вел переговоры с ювелирами Бёмером и Боссанжем; что дело о продаже было улажено им, что он определил и принял условия платежа.

— В самом деле? — воскликнул король, охваченный ревностью и гневом.

— Самый простой допрос подтвердит этот факт. Я за это ручаюсь вашему величеству.

— Вы говорите, что вы за это ручаетесь?

— Безусловно и с полной ответственностью, ваше величество.

Король быстро зашагал по кабинету.

— Это ужасно, да, — повторял он, — но все же я не вижу тут кражи.

— Ваше величество, ювелиры говорят, что у них есть расписка, подписанная королевой, и что ожерелье хранится у нее.

— А! — воскликнул король, к которому вернулась надежда, — но она отрицает! Вы видите, что она отрицает это, Бретейль!

— О, ваше величество, разве я когда-либо дал вам понять, что не уверен в непричастности королевы? Несчастным был бы я человеком, если бы ваше величество не видели, каким почтением и преданностью полно мое сердце по отношению к невиннейшей из женщин!

— Значит, вы обвиняете одного господина де Рогана…

— Но, ваше величество, обстоятельства…

— Это тяжкое обвинение, барон!

— Которое, быть может, рассеется при расследовании; но расследование необходимо. Подумайте, ваше величество: королева утверждает, что у нее нет ожерелья; ювелиры уверяют, что продали его королеве; ожерелье исчезло, и слово "кража" произносится во всеуслышание рядом с именем господина де Рогана и священным именем королевы.

— Это правда, это правда, — сказал взволнованно король. — Вы правы, Бретейль, надо выяснить это дело.

— Непременно, ваше величество.

— Боже мой! Кто это идет там по галерее? Не господин де Роган ли направляется в часовню?

— Нет еще, ваше величество, это не может быть он. Еще нет одиннадцати часов, и, кроме того, господин де Роган сегодня служит, так что должен быть в священном облачении.

— Что же делать? Поговорить с ним? Позвать его?

— Нет, ваше величество; позвольте мне дать вам совет: не разглашайте этого дела, прежде чем не переговорите с ее величеством королевой.

— Да, — сказал король, — она скажет мне правду.

— В этом ни на миг не может быть сомнения, ваше величество.

— Послушайте, барон, садитесь вот здесь и без недомолвок, ничего не смягчая, расскажите мне все о каждом факте, о каждом вашем соображении.

— У меня в портфеле лежит подробный доклад с приложением доказательств.

— К делу, в таком случае! Подождите, я велю никого не принимать… У меня были назначены сегодня утром две аудиенции; я их отложу.

Король отдал приказание и, усаживаясь, бросил взгляд в окно.

— На этот раз, — сказал он, — это уж точно кардинал, посмотрите.

Бретейль встал, подошел к окну и увидел г-на де Рогана в полном кардинальском и архиепископском облачении, направляющегося в покои, которые отводились ему каждый раз, как он совершал торжественное богослужение в Версале.

— Наконец-то он прибыл! — воскликнул король, поднимаясь.

— Тем лучше, — сказал г-н де Бретейль, — объяснение произойдет без промедления.

И он принялся осведомлять короля с рвением человека, желающего погубить своего ближнего.

В его портфеле с адским искусством было собрано все, что могло послужить к обвинению кардинала. Король, правда, увидел множество улик против г-на де Рогана, но, к его отчаянию, доказательства невиновности королевы заставляли себя ждать.

Он уже с четверть часа нетерпеливо сносил эту пытку, когда в соседней галерее внезапно послышались громкие голоса. Король прислушался, Бретейль прервал чтение.

Офицер караула слегка постучал в дверь кабинета.

— Что там? — спросил король, нервы которого были возбуждены сообщением г-на де Бретейля.