Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— То, что вы знаете! — воскликнул в ужасе Шарни. — О, берегитесь, берегитесь!

— Да, — продолжал все с большим жаром Филипп, — про нанятый вами домик начальника волчьей охоты; про ваши таинственные прогулки в версальском парке… ночью… про пожимание рук, про вздохи и особенно про обмен нежными взглядами у маленькой калитки парка…

— Сударь, во имя Неба! Сударь, вы ничего не знаете… Скажите, что вы ничего не знаете!

— Я ничего не знаю?! — воскликнул Филипп с беспощадной иронией. — Как же мне не знать, если я был за кустами у калитки за купальней Аполлона, когда вы вышли из этой калитки под руку с королевой!

Шарни сделал два шага, как пораженный насмерть человек, ищущий какой-нибудь опоры.

Филипп смотрел на него в суровом молчании. Он предоставлял ему страдать, предоставлял искупать этим кратковременным мучением те часы неописуемого блаженства, которыми его попрекнул.

Шарни сумел оправиться от своей слабости.

— Что же, сударь, даже после того, что вы мне рассказали, — проговорил он, — я прошу у вас, именно у вас руки мадемуазель де Таверне. Если бы это было с моей стороны только низким расчетом, как вы только что предположили, если бы я собирался жениться только в своих интересах, я был бы таким негодяем, что боялся бы человека, владеющего тайной королевы и моей. Но королева должна быть спасена, сударь, это необходимо.

— А разве королеве грозит гибель, — сказал Филипп, — оттого, что господин де Таверне видел, как она пожимала руку господину де Шарни и поднимала к небу глаза, увлажненные слезами счастья? Разве ей грозит гибель оттого, что я знаю о ее любви к вам? О, это недостаточная причина, чтобы принести в жертву мою сестру, сударь, и я не допущу этого.

— Сударь, — ответил Оливье, — знаете ли вы, почему королева погибла, если этот брак не состоится? Сегодня утром, в то время, как арестовали господина де Рогана, король застал меня на коленях перед королевой.

— Боже мой!..

— И королева на ревнивые расспросы короля отвечала, что я опустился перед ней на колени, чтобы просить у нее руки вашей сестры. Вот почему, сударь, если я не женюсь на вашей сестре, королева погибла. Понимаете вы теперь?

Двойной звук заставил Оливье оборвать свою речь: крик и тяжелый вздох.

Оливье поспешил туда, откуда послышался вздох: он увидел в будуаре Андре, одетую в белое платье, как невеста. Она все слышала и упала в обморок.

Филипп побежал на крик, раздавшийся в маленькой гостиной. Он увидел тело барона де Таверне, которого как гром поразило известие о любви королевы к Шарни, означавшее крушение всех его надежд.

Сраженный апоплексическим ударом, он испустил последний вздох.

Предсказание Калиостро исполнилось.

Филипп понял все, понял, насколько постыдна была эта смерть; он молча оставил труп и вернулся в гостиную к Шарни, который, весь дрожа, не смея к ней прикоснуться, смотрел на лежавшую перед ним прекрасную холодную и бездыханную девушку. Через две открытые двери можно было видеть два тела, лежавшие друг против друга на тех местах, где их сразило сделанное ими открытие.

Филипп, у которого в глазах стояли слезы и все кипело внутри, нашел тем не менее в себе мужество обратиться к господину де Шарни:

— Господин барон де Таверне только что скончался. После него я глава семьи. Если мадемуазель де Таверне останется в живых, я отдаю вам ее руку.

Шарни взглянул на тело барона с отвращением и на тело Андре с отчаянием. Филипп рвал на себе волосы, обращая к Небу возглас, способный тронуть сердце самого Господа на его предвечном престоле.

— Граф де Шарни, — сказал он, когда буря в душе его немного улеглась, — я принимаю обязательство от имени моей сестры, которая меня не слышит; она принесет свое счастье в жертву королеве, а я, быть может, когда-нибудь буду иметь счастье отдать ее величеству свою жизнь. Прощайте, господин де Шарни, прощайте, зять мой.

И, поклонившись г-ну де Шарни, который не знал, как ему уйти, не проходя мимо одной из жертв, Филипп поднял Андре, стал согревать ее тело в своих объятиях и таким образом открыл проход графу, который поспешно вышел через будуар.

Пора нам вернуться к тем действующим лицам нашего рассказа, которых мы на время оставили, подчиняясь развивающейся интриге и соблюдая историческую верность фактов.

Олива собиралась бежать при помощи Жанны, когда Босир, извещенный анонимным письмом, Босир, жаждавший снова завладеть Николь, оказался прямо в ее объятиях и похитил ее у Калиостро, в то время как г-н Рето де Билет напрасно ждал ее в конце улицы Золотого Короля.

Госпожа де Ламотт, убедившись, что ее провели, поставила на ноги всех своих доверенных людей, чтобы разыскать счастливых любовников, в поимке которых так сильно был заинтересован г-н де Крон.

Она, понятно, предпочитала сама охранять свою тайну, а не предоставлять другим ключ к ней; для успешного исхода подготавливаемого ею дела было необходимо, чтобы Николь оставалась недосягаемой.

Невозможно описать тревогу, которую она испытала, когда все посланные один за другим возвращались с известием о бесплодности розысков.

И в это время в своем тайном убежище она получала приказание за приказанием явиться к королеве и дать отчет о своем поведении в деле с ожерельем.

Под густой вуалью она ночью отправилась в Барсюр-Об, где у нее был маленький домик; приехав туда окольными путями и никем не узнанная, она могла не спеша обдумать свое положение в его настоящем свете.

Она, таким образом, выигрывала два-три дня, которые могла провести наедине с собой; она дала себе время, а вместе с ним силу, чтобы поддержать внутренними укреплениями здание своей клеветы.

Два дня одиночества были для этой непостижимой души днями борьбы, в исходе которой были укрощены тело и дух; теперь совесть — это опасное для виновных оружие — послушно умолкла; теперь кровь должна была привыкнуть проходить через сердце, не бросаясь в лицо и не выдавая тем стыд или растерянность.

Королева и король, отдавшие приказ отыскать Жанну, узнали о том, что она находится в Барсюр-Об, только тогда, когда она уже приготовилась к войне. Они послали за ней нарочного, который должен был привезти ее. В это время она узнала об аресте кардинала.

Другая на ее месте была бы сражена такой решительной атакой, но Жанне нечего было жалеть. Что значила свобода на тех весах, где ежедневно взвешиваются жизнь или смерть?

Узнав о заключении кардинала в тюрьму и об огласке, приданной делу Марией Антуанеттой, она хладнокровно принялась рассуждать:

"Королева сожгла свои корабли; обратной дороги для нее нет. Отказавшись войти в соглашение с кардиналом и заплатить ювелирам, она ставит на карту все. Это доказывает, что она не принимает меня в расчет и не подозревает, какими силами я располагаю".