Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

Вот какие доспехи отковала себе Жанна в то время, как перед ней неожиданно предстал какой-то человек — не то полицейский, не то гонец — и объявил, что ему поручено доставить ее ко двору.

Гонец, имея такой приказ, собирался препроводить ее прямо к королю, но Жанна со знакомой нам ловкостью, сказала:

— Сударь, вы любите королеву, не правда ли?

— Можете ли вы в этом сомневаться, госпожа графиня?

— В таком случае, заклинаю вас вашей любовью и почтением к ней вести меня сначала к королеве.

Офицер хотел было представить ей свои возражения.

— Вы, наверное, лучше меня знаете, в чем дело, — перебила его графиня. — Поэтому вы поймите, что мне необходимо тайно поговорить с королевой.

Гонец, весь пропитанный духом клеветы, которым был насыщен последние месяцы воздух Версаля, подумал, что действительно окажет услугу королеве, если проведет к ней г-жу де Ламотт раньше, чем покажет ее королю.

Можно вообразить всю гордость и высокомерное торжество, которые выказала королева, когда оказалась в обществе этого демона: хотя она еще не узнала его вполне, но подозревала его пагубное влияние на ее дела.

Пусть читатель представит себе Марию Антуанетту, все еще неутешную вдову своей любви, погибшей от скандала; Марию Антуанетту, подавленную несправедливостью обвинения, которое она не могла опровергнуть; пусть читатель представит ее себе в ту минуту, когда она после стольких страданий собиралась наступить ногою на голову ужалившей ее змеи!

Глубокое презрение, плохо сдерживаемый гнев, ненависть женщины к женщине, сознание неизмеримого превосходства своего положения — вот каково было оружие противниц. Королева начала с того, что позвала двух своих дам в качестве свидетельниц; ее соперница вошла с опущенными глазами, со стиснутыми губами, с медленным и торжественным поклоном. Сердце, полное тайных замыслов, ум, полный планов, отчаяние как последняя движущая сила — таковы были ресурсы второго противника. Заметив придворных дам, г-жа де Ламотт сказала себе:

"Прекрасно! Этих двух свидетельниц сейчас попросят удалиться".

— А, вот и вы наконец, сударыня! — воскликнула королева. — Наконец-то вас нашли!

Жанна второй раз поклонилась.

— Вы, значит, прячетесь? — нетерпеливо спросила королева.

— Прячусь! Нет, ваше величество, — ответила Жанна кротким и едва слышным голосом: казалось, одно уже вызванное в ней величием королевского сана волнение умеряло обычную звучность ее голоса. — Я не пряталась. Если б я хотела сделать это, меня бы не нашли.

— Но все же вы убежали? Назовем это как вам угодно!

— То есть я покинула Париж, да, ваше величество.

— Без моего разрешения?

— Я боялась, что ваше величество не дадите мне маленького отпуска, который мне нужен был, чтобы устроить свои дела в Барсюр-Об; я жила там уже шесть дней, когда получила приказание явиться к вашему величеству… К тому же надо сознаться, я не считала себя настолько необходимой вашему величеству, чтобы быть обязанной предупреждать о недельной отлучке.

— Вы совершенно правы; отчего же вы боялись получить отказ? О каком отпуске вы должны у меня спрашивать? Какой отпуск я могу вам дать? Разве вы занимаете здесь какую-нибудь должность?

В этих последних словах было слишком много презрения. Жанна была задета за живое, но затаилась, как раненная стрелою дикая кошка, и смиренно сказала:

— Ваше величество, я не занимаю никакой должности при дворе, это правда, но вы почтили меня таким драгоценным доверием, что я в моей благодарности за него видела для себя более прочные узы, чем видят другие в долге.

Жанна долго искала подходящего слова и, найдя слово "доверие", особенно подчеркнула его.

Королева отвечала с еще большим презрением, чем в начале разговора:

— Мы сейчас разберемся с этим доверием. Видели вы короля?

— Нет, ваше величество.

— Вы его увидите.

Жанна поклонилась.

— Это будет для меня великой честью, — сказала она.

Королева старалась тем временем несколько успокоиться, чтобы с преимуществом для себя начать допрос.

Жанна воспользовалась этим перерывом и промолвила:

— Боже мой! Как ваше величество суровы ко мне! Я вся дрожу!

— Это еще не все, — резко сказала королева. — Вы знаете, что господин де Роган в Бастилии?

— Мне сказали это, ваше величество.

— Вы догадываетесь, за что?

Жанна пристально посмотрела на королеву и, повернувшись в сторону двух дам, присутствие которых, казалось, смущало ее, ответила:

— Я этого не знаю, ваше величество.

— Но знаете, что вы говорили мне об одном ожерелье, не правда ли?

— О бриллиантовом ожерелье; да, ваше величество.

— И что предложили мне от имени кардинала условия, чтобы облегчить уплату за это ожерелье?

— Совершенно верно, ваше величество.

— Приняла я эти условия или отказалась от них?

— Ваше величество отказались.

— А, — произнесла королева с довольным видом, к которому примешивалось некоторое удивление.

— Ваше величество даже дали двести тысяч ливров в счет уплаты, — добавила Жанна.

— Так… а что было потом?

— Потом ваше величество не смогли уплатить, потому что господин де Калонн отказал вам в деньгах, и отослали футляр с ожерельем ювелирам Бемеру и Боссанжу.

— Через кого я отослала его?

— Через меня.

— А что вы с ним сделали?

— Я, — медленно проговорила Жанна, чувствуя все значение произносимых ею слов, — я отдала бриллианты господину кардиналу.

— Господину кардиналу! — воскликнула королева. — Зачем же вы это сделали, вместо того чтобы отдать их ювелирам?

— Потому, ваше величество, что господин де Роган интересовался этим делом, занимавшим вас, и я бы оскорбила его, не доставив ему случая уладить все самому.

— Но как же вы получили расписку от ювелиров?

— Господин де Роган вручил мне эту расписку.

— А то письмо, которое вы, говорят, якобы от моего имени передали ювелирам?

— Господин де Роган просил меня передать его.

— Следовательно, в этом деле на каждом шагу замешан господин де Роган! — воскликнула королева.

— Я не знаю, что ваше величество хотите сказать, — отвечала Жанна с рассеянным видом. — В чем замешан господин де Роган?

— Я говорю, что расписка ювелиров, переданная или посланная вам для меня, подложна!

— Подложна! — с чистосердечным удивлением произнесла Жанна. — О, ваше величество!

— Я говорю, что письмо, удостоверяющее получение ожерелья, будто бы подписанное мною, подложно.

— О! — воскликнула Жанна, разыгрывая еще большее удивление.

— Я говорю, наконец, — продолжала королева, — что нужно устроить вам очную ставку с господином де Роганом, чтобы разъяснить нам это дело.

— Очную ставку! — сказала Жанна. — Но, ваше величество, к чему эта очная ставка с господином кардиналом?