Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Вы мне не сказали, мадемуазель, что господин Босир подвержен таким капризам. Черт возьми! Какая свирепость!

Босир, окончательно выведенный из себя, сделал величественный театральный жест и, вынимая свою шпагу, описал рукой круг диаметром, по меньшей мере, футов в десять.

— Вставайте же, — сказал он, — если не хотите, чтобы я вас пригвоздил к месту.

— Право, трудно быть более нелюбезным, — отвечал спокойно незнакомец, левой рукой вытаскивая из ножен маленькую шпагу, которая лежала за его спиной на софе.

Олива пронзительно вскрикнула.

— Ах, мадемуазель, мадемуазель, замолчите, — сказал по-прежнему спокойно незнакомец, уже державший шпагу в руке и даже не изменивший для этого своей позы, — замолчите, а не то случатся следующие две неприятности: во-первых, вы оглушите господина Босира и он налетит на шпагу; а во-вторых, сюда поднимется привлеченный вами патруль и отведет вас прямо в Сен-Лазар.

Тогда Олива прибегла вместо крика к необыкновенно выразительной пантомиме.

Это была любопытная картина. С одной стороны, г-н Босир, растерзанный, отяжелевший от вина, дрожавший от ярости, беспорядочно размахивал перед собой шпагой, безуспешно пытаясь поразить своего противника. С другой стороны, сидевший на софе невозмутимый его противник, который держал одну руку на колене, а другой, вооруженной шпагой, отражал удары Босира спокойными и проворными движениями, с таким зловещим смехом, что содрогнулся бы сам святой Георгий.

Шпага Босира при всем его желании не могла двигаться по прямой линии, так как ее все время отклоняли в сторону парады его противника.

Босир начинал уже уставать и задыхаться; но его гнев сменился теперь невольным страхом. Он наконец понял, что если эта пока еще снисходительная шпага вздумает вытянуться и сделать выпад, то ему, Босиру, настанет конец. Его охватила нерешительность, он перестал наступать, и удары его стали менее уверенными и почти нечувствительными для противника. Последний же, быстро став в третью позицию, выбил у него шпагу из рук и отбросил ее точно перышко.

Шпага пролетела по комнате, пробила окно и исчезла за ним.

Босир остался на месте, не зная, что ему делать.

— Э, господин Босир, — сказал незнакомец, — берегитесь… Если ваша шпага упадет острием вниз и в это время будет кто-нибудь проходить по мостовой — вот и покойник!

Босир, который после этих слов пришел в себя, побежал к двери и бросился с лестницы вниз, чтобы, если возможно, догнать свое оружие и предотвратить несчастный случай, который мог его поссорить с полицией.

В это время Олива схватила руку победителя и сказала ему:

— О сударь, вы очень храбры; но господин Босир коварен и, кроме того, вы меня поставите в очень неприятное положение, если останетесь здесь дольше. Когда вы уйдете, он меня, конечно, примется бить.

— В таком случае я остаюсь.

— Нет, нет, ради Бога; он меня бьет, я его также бью и всегда оказываюсь сильнее, потому что мне щадить незачем. Уходите же, прошу вас.

— Обратите внимание на одно обстоятельство, красавица моя: если я выйду отсюда, то встречусь с ним внизу или же на лестнице, где он меня будет подкарауливать; мы снова начнем драться, а на лестнице нельзя так удачно парировать удары, как на диване.

— Так что же?

— Либо я убью метра Босира, либо он убьет меня.

— Великий Боже! Это правда. Это был бы славный скандал в доме!

— А его желательно было бы избегнуть, поэтому я остаюсь.

— Ради самого Неба, уходите! Поднимитесь на следующий этаж и оставайтесь там, пока Босир не вернется. Считая, что вы все еще здесь, он не станет вас нигде искать. Как только он войдет сюда, вы услышите, как я запру дверь на два оборота ключа. Я таким образом посажу голубчика под замок и положу ключ себе в карман. Воспользуйтесь этой минутой и уходите, пока я, чтобы выиграть время, буду мужественно драться с Босиром.

— Вы прелестная девушка… До свидания.

— До свидания? Когда же?

— Сегодня ночью, если вы ничего не имеете против.

— Как, сегодня ночью?! В своем ли вы уме?

— Ну да, сегодня ночью. Разве сегодня нет бала в Опере?

— Да подумайте же о том, что теперь уже полночь!

— Я это знаю; это безразлично.

— Нужны домино.

— Босир отправится за ними, если вы сумеете его хорошенько отколотить.

— Вы правы, — со смехом подтвердила Олива.

— Вот десять луидоров на костюмы, — сказал, в свою очередь засмеявшись, незнакомец.

— Прощайте, прощайте. Благодарю!

И с этими словами она вытеснила его на площадку.

— Он запер дверь внизу, — сказал незнакомец.

— Она закрывается изнутри только на засов. Прощайте, он идет.

— Ну, а если случайно он вас отколотит, как вы мне сообщите об этом?

— У вас, вероятно, есть лакеи? — спросила Олива после минутного размышления.

— Да, и я поставлю одного под вашими окнами.

— Прекрасно, и пусть он смотрит вверх, пока ему не упадет на нос записочка.

— Пусть так. Прощайте.

Незнакомец поднялся на верхний этаж, что было очень легко исполнить, так как на лестнице было темно, а Олива, обратившись с громкой бранью к Босиру, заглушала шум шагов своего нового сообщника.

— Да придете ли вы наконец, бешеный! — кричала она Босиру, который поднимался по лестнице, предаваясь серьезным размышлениям о моральном и физическом превосходстве этого самозванца, так нагло вторгшегося в чужое жилище.

Дойдя до этажа, где его ждала Олива, он вложил шпагу в ножны и мысленно стал готовить речь.

Олива взяла его за плечи, втолкнула в переднюю и заперла дверь на два оборота, как и обещала.

Незнакомец, спускаясь с лестницы, мог слышать шум завязавшейся битвы, в котором громко, как медь в оркестре, выделялся тот вид рукоприкладства, который вульгарно и звукоподражательно зовется оплеухами.

Они сопровождались криком и попреками. Голос Босира оглушал, а голос Оливи заглушал его. Пусть нам простят эту плохую игру слов, которая, однако, точно передает смысл описанной сцены.

"Действительно, — подумал, удаляясь незнакомец, — никто бы не поверил, чтобы женщина, которую так напугал приход ее повелителя, могла проявить такую способность к сопротивлению".

Незнакомец не стал терять времени, ожидая окончания этой сцены.

"Начало так горячо, — размышлял он, — что развязка не может быть далека".

Он завернул за угол маленькой улицы Анжуйского Дофина, где его ожидала карета, въехавшая в эту уличку задом.

Незнакомец сказал несколько слов одному из своих людей, и тот немедленно занял позицию под окнами Олива, притаившись в густой тени маленькой аркады у входа старинного дома.

Слуга мог видеть отсюда освещенные окна и судить по движению силуэтов о том, что происходило в комнатах.

В первые минуты быстро двигавшиеся взад и вперед, оба силуэта постепенно стали спокойнее, и наконец из двух остался только один.