Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

С этими словами Шико потушил свет, как можно тише открыл дверь и стал на цыпочках продвигаться вперед.

Шико был ловкий стратег. Когда он шел в эту комнату вслед за д’Обиаком, то бросил взгляд направо, бросил взгляд налево, поглядел вперед, поглядел назад и хорошо ознакомился с местностью.

Передняя, коридор, лестница, и, наконец, выход во двор.

Но, не успев сделать в передней и четырех шагов, Шико натолкнулся на какого-то человека.

Это был паж, лежавший на циновке за дверью. Он проснулся и заговорил:

— А, добрый вечер, господин Шико, добрый вечер!

Шико узнал д’Обиака.

— Добрый вечер, господин д’Обиак, — ответил он. — Пропустите меня, пожалуйста, я хочу прогуляться.

— Вот как? Но дело в том, что разгуливать по ночам в замке не разрешается, господин Шико.

— А почему это, господин д’Обиак?

— Потому что король опасается воров, а королева — поклонников.

— Черт возьми!

— Ведь по ночам, вместо того чтобы спать, разгуливают только воры да влюбленные.

— Однако же, дорогой господин д’Обиак, — сказал Шико ссамой любезной улыбкой, — я-то ведь ни то, ни другое. Я посол, и к тому же посол, очень утомленный беседой по-латыни с королевой и ужином с королем. Ибо королева здорово знает латынь, а король здорово пьет. Пропустите же меня, друг мой, мне хочется погулять.

— По городу, господин Шико?

— О нет, в саду.

— Вот беда: в саду, господин Шико, гулять запрещено еще строже, чем по городу.

— Дружок, — сказал Шико, — я хочу вас похвалить: для своего возраста вы очень уж бдительны. Неужто вам больше нечем заняться?

— Нет.

— Вы не играете, не влюблены?

— Чтобы играть, господин Шико, надо иметь деньги, чтобы волочиться, нужна любовница.

— Без сомнения, — согласился Шико.

Он стал шарить по карманам. Паж не спускал с него глаз.

— Поройтесь у себя в памяти, милый друг, — сказал Шико, — и бьюсь об заклад, вы обнаружите какую-нибудь прелестницу, которой я вас прошу накупить побольше лент и дать хорошую скрипичную серенаду вот на это.

И Шико сунул пажу в руку десять пистолей, которые не были разрезаны, как пистоли Беарнца.

— Право, господин Шико, — сказал паж, — сразу видно, что вы привыкли жить при французском дворе. Вы так обращаетесь с людьми, что вам ни в чем не откажешь. Ладно, выходите, только, пожалуйста, не шумите.

Шико не заставил себя упрашивать, он, как тень, выскользнул в коридор, из коридора на лестницу. Но внизу, дойдя до прихожей, нашел офицера дворцовой стражи, который спал, сидя на стуле.

Этот человек заслонял собой дверь. О том чтобы пройти, нечего было и думать.

— Ах ты негодник паж, — прошептал Шико, — ты об этом знал и не сказал мне ни слова!

В довершение несчастья, сон у офицера был, видимо, очень чуткий: спящий все время нервно подергивал то рукой, то ногой, один раз он даже вытянул руку, как человек, который вот-вот проснется.

Шико стал осматриваться — нет ли какого отверстия, через которое он мог бы выбраться наружу, не воспользовавшись дверью.

Наконец он нашел то, что искал. Это было одно из тех сводчатых окон, которые называются импостами. Оно оставалось все время открытым, то ли для доступа свежего воздуха, то ли потому, что король Наваррский, хозяин не слишком рачительный, не позаботился о том, чтобы вставить стекла.

Шико ощупал стену, соображая при этом, на каком расстоянии друг от друга находятся выступы, и, воспользовавшись ими как опорой для ног, поднялся к окну, словно по ступенькам. Нашим читателям известны его подвижность и ловкость — он сделал это, произведя не больше шума, чем сухой лист, царапающий стену под дуновением осеннего ветра.

Но импост оказался непомерно узким — эллипс его не соответствовал животу и плечам Шико, несмотря на то что живота, можно сказать, вовсе не было, а плечи, гибкие, словно кошачьи лопатки, как бы вдавливались в туловище, исчезали в нем, чтобы занимать как можно меньше места.

Поэтому, когда Шико просунул в окошко голову и одно плечо и оторвал ногу от последнего выступа стены, он повис между небом и землей, не имея возможности податься ни вперед, ни назад.

Он принялся вертеться и извиваться, но только разорвал куртку и поцарапался. Положение усугублялось тем, что рукоять шпаги никак не проходила, зацепившись изнутри, из-за чего Шико окончательно застрял в раме импоста. Шико собрал все свои силы, все свое терпение, всю свою ловкость, пытаясь расстегнуть пряжку на перевязи, но именно на пряжку он и навалился всей грудью. Ему пришлось прибегнуть к другому маневру и в конце концов он сумел запустить руку за спину и вытащить шпагу из ножен. Когда он ее вытащил, оказалось делом уже более легким, вертя ею под разными углами, проделать отверстие, через которое могла пройти рукоятка. Шпага упала за окно, зазвенев на каменных плитах. Шико, проскользнув в окошко словно угорь, последовал за своей шпагой; чтобы ослабить силу удара, он при падении обеими руками уперся в землю.

Эта борьба человека с железными челюстями импоста не могла пройти совсем бесшумно: поднимаясь с земли, Шико очутился лицом к лицу с каким-то солдатом.

— Ах, Боже ты мой, уж не расшиблись ли вы, господин Шико? — спросил тот, протягивая Шико для опоры конец своей алебарды.

“Опять!” — подумал Шико.

Однако, тронутый вниманием этого человека, он ответил:

— Нет, друг мой, нисколько.

— Какое счастье, — сказал солдат. — Пари держу, что никто другой не выкинул бы подобной штуки, не раскроив себе череп. Право же, только вам это могло удаться, господин Шико.

— Но откуда, черт побери, ты знаешь мое имя? — с удивлением спросил Шико, все еще не теряя надежды двинуться дальше.

— Я видел вас сегодня во дворце и еще спросил: “Кто этот, видимо, знатный дворянин, который беседует с королем?” Мне и ответили: “Это господин Шико”. Потому я и знаю.

— Очень любезно с твоей стороны, — сказал Шико, — но я очень тороплюсь, друг мой, и с твоего позволения…

— Но из дворца ночью не выходят. На этот счет есть строгое распоряжение.

— Сам видишь, что выходят, — я же вышел.

— Понимаю, это, конечно, основание. Но…

— Но?

— Вы должны возвратиться, вот и все, господин Шико.

— Ну нет!

— Как так нет?

— Во всяком случае, не тем же путем. Очень уж он неудобный.

— Будь я не солдат, а офицер, я спросил бы вас, почему вы вышли таким способом, но это не мое дело. Мое дело — чтобы вы возвратились. И потому — возвращайтесь, господин Шико, прошу вас.

Солдат произнес свою просьбу так выразительно и с такой силой убеждения, что Шико был тронут. Поэтому он порылся в кармане и извлек оттуда десять пистолей.

— Ты, друг мой, наверно, хороший хозяин, — сказал он солдату, — и понимаешь, что раз мое платье так пострадало от того, что я лез через это окно, ему придется еще хуже, если я полезу обратно. Оно превратится в лохмотья, и мне придется идти почти голым, что выглядело бы крайне непристойно при дворе, где столько молодых и хорошеньких женщин, начиная с самой королевы. Поэтому пропусти меня, друг мой, дай сходить к портному.