Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Но мы уже знаем, что у г-на Шико голова была крепкая. Что до Генриха Наваррского, то он уверял, что все вина эти местные, и он привык пить их, как молоко.

Все это сопровождалось любезностями, которыми без конца обменивались собутыльники.

— Как я вам завидую, ваше величество, — сказал королю Шико, — какой у вас приятный двор и веселая жизнь! Сколько благодушных лиц вижу я в вашем славном доме и как благоденствует прекрасная Гасконь!

— Если бы жена моя была здесь, дорогой мой Шико, я не сказал бы тебе того, что сейчас скажу. Но в отсутствие ее могу признаться, что самая приятная сторона моей жизни та, которую ты не видишь.

— Ах, сир, вы правы — чего только не говорят о вашем величестве!

Генрих откинулся на спинку кресла и, смеясь, погладил бороду.

— Да-да, не правда ли? — сказал он. — Утверждают, что я царствую главным образом над своими подданными женского пола.

— Так точно, ваше величество, а между тем меня это удивляет.

— Почему, приятель?

— А потому, что в вас гнездится тот беспокойный дух, который творит великих монархов.

— Ах, Шико, ты ошибаешься, — сказал Генрих. — Лени во мне больше, чем беспокойства, доказательство тому — вся моя жизнь. Если я завожу любовные шашни — то всегда с женщиной, которая у меня под боком, если выбираю вино — то всегда из ближайшей ко мне бутылки. Твое здоровье, Шико.

— Ваше величество, вы оказываете мне честь, — ответил Шико, осушая свой стакан до последней капли, ибо король следил за ним проницательным взглядом, читавшим, казалось, потаеннейшие его мысли.

— И потому, — продолжал король, поднимая глаза к небу, — какая идет грызня у меня в доме, любезный!

— Да, понимаю: все фрейлины королевы обожают вас, ваше величество.

— Они же все время тут, по соседству, Шико.

— Эге! Из вашей аксиомы следует, что если бы вы проживали в Сен-Дени, а не в Нераке, король вел бы не такое мирное существование, как сейчас.

Генрих помрачнел.

— Король! Что вы мне рассказываете, Шико? — продолжал Генрих Наваррский. — Король? Вы что же, воображаете, что я Гиз? Я хочу получить Кагор, это верно, но лишь потому, что он тут, рядом: опять же по моей системе, Шико. Я честолюбив, но лишь пока сижу в кресле. Стоит мне встать, и я уже ни к чему не стремлюсь.

— Помилуй Бог, ваше величество! — ответил Шико. — Это стремление заполучить то, что находится под рукой, очень напоминает Цезаря Борджа: он составлял себе королевство, беря город за городом и утверждая, что Италия — артишок, который нужно съедать листочек за листочком.

— Этот Цезарь Борджа, сдается мне, был не такой уж плохой политик, — сказал Генрих.

— Да, но очень опасный сосед и очень плохой брат.

— Ну вот, уж не сравниваете ли вы меня, гугенота, с сыном папы? Осторожнее, господин посол!

— Государь, я вас ни с кем не стал бы сравнивать.

— Почему?

— Потому что, на мой взгляд, каждый, кто сравнит вас с кем-либо, кроме вас самого, ошибется. Вы, ваше величество, честолюбивы.

— Странное дело! — заметил Беарнец. — Вот человек, который изо всех сил старается заставить меня к чему-то стремиться!

— Упаси Боже! Как раз наоборот, я всем сердцем желаю, чтобы ваше величество ни к чему не стремились.

— Послушайте, Шико, — сказал король, — вам ведь незачем торопиться в Париж, не так ли?

— Незачем, сир.

— Ну, так проведите со мной несколько дней.

— Если вы, ваше величество, оказываете мне честь желать моего общества, я с величайшей охотой погощу у вас с недельку.

— Неделю — отлично, приятель: через неделю вы будете знать меня, как родного брата. Выпьем, Шико.

— Ваше величество, мне что-то больше не хочется, — сказал Шико, начинавший уже отказываться от попытки напоить короля, на что сперва покушался.

— В таком случае, любезный друг, я вас покину, — сказал Генрих. — Ни к чему сидеть за столом без дела. Выпьем, говорю вам!

— Зачем?

— Чтобы крепче спать. Это наше местное винцо нагоняет такой сладкий сон! Вы любите охоту, Шико?

— Не очень. А вы?

— Я просто обожаю ее, с тех пор как жил при дворе короля Карла Девятого.

— А почему, ваше величество, вы делаете мне честь, выясняя, люблю ли я охоту?

— Потому что завтра у меня охота, и я намерен взять вас с собой.

— Сир, это для меня большая честь, но…

— О, будьте покойны, эта охота будет радостью для глаз и для сердца каждого военного. Я хороший охотник и хочу, чтобы вы, черт побери, увидели меня в самом выгодном свете. Вы же говорили, что хотите меня получше узнать?

— Помилуй Бог, ваше величество! Признаюсь, это одно из самых страстных моих желаний.

— Ну вот: как раз с этой стороны вы меня еще не изучали.

— Сир, я сделаю все, что будет угодно королю.

— Хорошо. Значит, договорились! А, вот и паж, нам помешали.

— Что-нибудь важное?

— Какие могут быть дела, когда я сижу за столом? Вы, дорогой Шико, просто удивляете меня: вам все представляется, что вы при французском дворе. Шико, друг мой, знай одно: в Нераке…

— Что в Нераке, ваше величество?

— В Нераке после хорошего ужина ложатся спать.

— А этот паж?..

— Да разве паж докладывает только о деле?

— Ах, ваше величество, я понял и иду спать.

Шико встал, король последовал его примеру, взял своего гостя под руку. Поспешность, с которой его выпроваживали, показалась Шико подозрительной. Впрочем, после появления испанского посла решительно все начинало вызывать у него подозрения. Поэтому он вознамерился выйти из кабинета как можно позже.

— Ого! — сказал он, шатаясь. — Странное дело, ваше величество!

Беарнец улыбнулся:

— Что случилось, приятель?

— Помилуй Бог, голова у меня кружится. Пока я сидел, все шло отлично, а когда встал… брр!

— Ну вот, — сказал Генрих, — мы же только пригубили вина!

— Пригубили? Вы называете это пригубить? Браво, сир! Ну и здорово же вы пьете: склоняюсь перед вами, как ленник перед сюзереном, — по-вашему, это называется пригубить?

— Шико, друг мой, — сказал Беарнец, стараясь острым, свойственным ему одному взглядом удостовериться, действительно ли Шико пьян или только притворяется, — Шико, друг мой, по-моему, самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это отправиться спать.

— Да-да, ваше величество. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Шико, до завтра!

— Да-да, до завтра. Вы вполне правы, ваше величество: лучшее, что Шико может сделать, — это пойти спать. Доброй ночи!

И Шико разлегся на полу.

Видя, что его собутыльник решительно не желает уходить, Генрих бросил быстрый взгляд на дверь. Каким бы беглым ни был этот взгляд, Шико его уловил.

— Ты так пьян, бедняга Шико, что даже не заметил одной вещи.

— Какой?

— Ты принял половики моего кабинета за свою постель.

— Шико — человек военный, для Шико это не имеет значения.