Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Еще бы это не было изысканно, — заметил король, — скуку-то в моду ввел я.

— Вот я и выработал план: меня осенило, пока я шел от паперти Нотр-Дам к Лувру. Каждый день я буду являться сюда в носилках. Ваше величество будет читать молитвы, я стану просматривать книги по алхимии или лучше даже — по морскому делу, ведь я моряк. Заведу собачек, чтобы они играли с вашими. Потом, мы будем есть крем и слушать рассказы господина д’Эпернона. Я хочу также пополнеть. Затем, когда возлюбленная дю Бушажа развеселится, мы найдем другую женщину, веселую, и вгоним ее в тоску. Но все это мы будем делать не двигаясь с места: хорошо чувствуешь себя только в сидячем положении, а еще лучше — в лежачем. Какая здесь мягкая подушка, ваше величество! Видно, что ваши обойщики работали для короля, который изволит скучать.

— Фу, как это все противно, Анн, — сказал король.

— Почему же противно?

— Чтобы мужчина в таком возрасте, да еще занимая такое положение, как ты, стремился стать ленивым и толстым! Как это отвратительно!

— Не нахожу.

— Я найду тебе подходящее занятие.

— Если оно будет скучным, я согласен.

В третий раз послышалось ворчание. Можно было подумать, что слова, произнесенные Жуаезом, рассмешили лежащую в кресле собаку.

— Вот умный пес, — сказал Генрих. — Он догадывается, какое дело я для тебя придумал.

— Что же это такое, ваше величество? Горю нетерпением услышать.

— Ты наденешь сапоги. ^

Жуаез в ужасе отшатнулся:

— О, не требуйте от меня этого, сир, это идет вразрез со всеми моими мечтами!

— Ты сядешь на коня.

Жуаез так и подскочил:

— Верхом? Нет, нет, я теперь не признаю ничего, кроме носилок, ваше величество, разве вы не слыхали?

— Оставим шутки, Жуаез, ты меня понял? Ты наденешь сапоги и сядешь на коня.

— Нет, ваше величество, — ответил герцог самым серьезным тоном, — это невозможно.

— Почему невозможно? — гневно спросил Генрих.

— Потому… потому что… я адмирал.

— Ну и что же?

— Адмиралы верхом не ездят.

— Ах, вот как! — сказал Генрих.

Жуаез кивнул головой, как дети, которые упрямо решили не слушаться, но все же слишком робки, чтобы никак не ответить.

— Ну что ж, отлично, господин адмирал, верхом вы не поедете. Вы правы — моряку не пристало ездить на коне. Зато моряк может плыть на корабле или на галере. Поэтому вы немедленно отправитесь в Руан по реке. В Руане, где стоит ваша флагманская галера, вы тотчас же взойдете на нее и отплывете в Антверпен.

— В Антверпен! — возопил Жуаез в таком отчаянии, словно получил приказ плыть в Кантон или в Вальпараисо.

— Кажется, я уже сказал, — произнес король ледяным, не допускающим возражений тоном, как бы утверждавшим его право верховного начальника и его волю монарха. — Сказал и повторять не желаю.

Не пытаясь больше сопротивляться, Жуаез застегнул плащ, надел шпагу и взял с кресла бархатную шапочку.

— И трудно же добиться от людей повиновения, черт побери! — продолжал ворчать Генрих. — Если я сам иногда забываю, что я господин, все остальные должны были бы об этом помнить.

Жуаез, ледяной и безмолвный, поклонился, положив, согласно уставу, руку на рукоять шпаги.

— Каковы будут ваши приказания, сир? — произнес он голосом столь покорным, что воля короля тотчас же превратилась в тающий воск.

— Ты отправишься в Руан, — сказал он, — и я хочу, чтобы ты отплыл оттуда в Антверпен, если не хочешь посуху отправиться в Брюссель.

Генрих ждал, что Жуаез ответит ему. Но тот ограничился поклоном.

— Может быть, ты предпочитаешь ехать посуху?

— Когда надо выполнять приказ, ваше величество, я не имею никаких предпочтений, — ответил Жуаез.

— Ну ладно, дуйся, дуйся, вот ужасный характер! — вскричал король. — Ах, у монархов друзей нет!

— Кто отдает приказания, может рассчитывать только на слуг, — торжественно заявил Жуаез.

— Так вот, сударь, — сказал оскорбленный король, — вы и отправитесь в Руан, сядете на свою галеру, возьмете гарнизоны Кодебека, Арфлера и Дьеппа, которые я заменю другими частями, погрузите их на шесть кораблей и по прибытии на место передадите в распоряжение моего брата, ожидающего от меня обещанной помощи.

— Пожалуйста, письменные полномочия, сир! — сказал Жуаез.

— С каких это пор, — ответил король, — вы не можете действовать согласно своей адмиральской власти?

— Я имею лишь одно право — повиноваться и стараюсь, насколько возможно, избежать ответственности.

— Хорошо, господин герцог, письменные полномочия вы получите у себя дома в момент отъезда.

— Когда же наступит этот момент, ваше величество?

— Через час.

Жуаез почтительно поклонился и направился к двери.

Сердце короля чуть не разорвалось.

— Как! — сказал он. — Вы даже не нашли любезных слов на прощанье! Вы не слишком вежливы, господин адмирал. Видно, моряков недаром в этом упрекают. Ну что ж, может быть, мне больше угодит генерал-полковник моей инфантерии.

— Соблаговолите простить меня, ваше величество, — пробормотал Жуаез, — но я еще худший придворный, чем моряк, и, как я понимаю, сир, вы сожалеете обо всем, что изволили для меня сделать.

И он вышел, хлопнув дверью так, что портьера надулась, словно от порыва ветра.

— Вот как относятся ко мне те, для кого я столько сделал! — вскричал король. — Ах, Жуаез, неблагодарный Жуаез!

— Ну что же, может быть, ты позовешь его обратно? — сказал Шико, подходя к кровати. — Один раз проявил силу воли и уже раскаиваешься!

— Послушай, — ответил король, — ты очень мило рассуждаешь! Как по-твоему, очень приятно выходить в октябре в море под ветром и дождем? Хотел бы я видеть, что бы ты делал на его месте, эгоист?

— Это от тебя одного зависит, великий король, от тебя одного.

— Видеть, как ты отправляешься по городам и весям?

— По городам и весям. Самое пламенное мое желание сейчас — попутешествовать.

— Значит, если бы я послал тебя куда-нибудь, как Жуаеза, ты бы согласился?

— Не только согласился бы — я просто мечтаю об этом. Я умоляю тебя послать меня куда-нибудь.

— С поручением?

— С поручением.

— Ты бы поехал в Наварру?

— Хоть к черту на рога, великий король!

— Ты что, потешаешься надо мною, шут?

— Ваше величество, если я и при жизни был не слишком весел, то, клянусь вам, после смерти стал еще печальнее.

— Но ведь только что ты отказывался уехать из Парижа.

— Милостивый мой повелитель, я был не прав, решительно не прав и очень в этом раскаиваюсь.

— Так что, теперь ты хочешь уехать из Парижа?

— Немедленно, прославленный король, сию же минуту, великий монарх!

— Ничего не понимаю, — сказал Генрих.

— А разве ты не слышал слов, произнесенных главнокомандующим французским флотом?

— Каких именно?