Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— О разрыве с любовницей господина де Майена?

— Да, ну и что же?

— Если эта женщина, влюбленная в такого очаровательного юнца, как герцог, ибо Жуаез и вправду очарователен…

— Конечно.

— …если эта женщина расстается с ним, вздыхая, значит, у нее есть на то веская причина.

— Вероятно, иначе она не отпустила бы его.

— Ну, а ты знаешь, какая?

— Нет.

— И не догадываешься?

— Нет.

— Причина в том, что господин де Майен возвращается.

— Ого! — вырвалось у короля.

— Наконец-то ты понял, поздравляю.

— Да, я понял… но все же…

— Что все же?

— По-моему, причина не очень веская.

— Какие же у тебя на этот счет соображения, Генрике? Я очень рад буду с ними согласиться. Говори.

— Почему бы этой женщине не порвать с Майеном, вместо того чтобы прогонять Жуаеза? Я думаю, Жуаез был бы рад отблагодарить ее, пригласив господина де Майена в Пре-о-Клер и продырявив там его толстое брюхо. Шпага у нашего Жуаеза лихая!

— Прекрасно. Но если у Жуаеза лихая шпага, то у господина де Майена предательский кинжал. Вспомни Сен-Мегрена.

Генрих вздохнул и поднял глаза к небу.

— Женщина, по-настоящему влюбленная, не захочет, чтобы любимого человека убили, она предпочтет с ним расстаться, чтобы ее самое не умертвили. А у Гизов, в их милой семейке, народ чертовски беззастенчивый.

— Да, пожалуй, ты прав.

— Очень рад, что ты в этом убедился.

— Да, я начинаю думать, что Майен действительно возвращается. Но ведь ты, Шико, не женщина — пугливая или влюбленная.

— Я, Генрике, осторожный человек, у которого с господином де Майеном игра не кончилась и счеты не сведены. Если он до меня доберется, то пожелает начать все сначала. Добрый господин де Майен — игрок преотчаянный.

— Так что же?

— Он сделает такой ловкий ход, что меня пырнут ножом.

— Ну, я своего Шико знаю: уж он в долгу не останется.

— Ты прав, я пырну его раз десять, и от этого он подохнет.

— Тем лучше: значит, игра кончится.

— Тем хуже, черт побери, тем хуже! Семейка поднимет ужаснейший шум, на тебя набросится вся Лига, и в одно прекрасное утро ты мне скажешь: Шико, друг мой, извини, но я вынужден тебя колесовать.

— Я так скажу?!

— Ты так скажешь, и притом, что еще хуже, ты это сделаешь, великий король. Так вот, я и предпочитаю, чтобы дело обернулось иначе, понимаешь? Сейчас мне неплохо, и я хочу, чтобы все так и оставалось. Видишь ли, вражда в арифметической прогрессии представляется мне опасной. Поэтому я поеду в Наварру, если тебе угодно будет меня туда послать.

— Разумеется, мне это угодно.

— Жду приказаний, милостивейший повелитель.

И Шико, приняв ту же позу, что Жуаез, застыл в ожидании.

— Но, — сказал король, — ты даже не знаешь, придется ли поручение тебе по вкусу.

— Раз я прошу, чтобы ты мне его дал…

— Видишь ли, Шико, дело в том, — сказал Генрих, — что у меня возник план рассорить Марго с ее мужем.

— Разделять, чтобы властвовать? — сказал Шико. — Делай, как знаешь, великий король. Я — посол, вот и все. Перед самим собой мне отчитываться не придется. Лишь бы личность моя была неприкосновенна… вот на этом, сам понимаешь, я настаиваю.

— Но в конце концов, — сказал Генрих, — надо, чтобы ты знал, что тебе говорить моему зятю.

— Я? Говорить? Нет, нет, нет!

— Как так — нет, нет, нет?

— Я поеду, куда ты пожелаешь, но говорить ничего не стану. На этот счет есть пословица…

— Значит, ты отказываешься?

— Говорить я отказываюсь, но письмо от тебя возьму. Кто передает поручение на словах, всегда несет большую ответственность. С того, кто вручает письмо, спрашивают не так уж много.

— Ну что ж, хорошо, я дам тебе письмо. Это письмо соответствует моему замыслу.

— Как все замечательно получается! Давай письмо.

— То есть как?

— Говорю — давай!

И Шико протянул руку.

— Не воображай, пожалуйста, что такое письмо можно написать в один миг. Его надо сочинить, обдумать, взвесить все выражения.

— Отлично: взвешивай, обдумывай, сочиняй. Завтра раненько утром я опять забегу или пришлю кого-нибудь.

— А почему бы тебе не переночевать здесь?

— Здесь?

— Да, в этом кресле.

— Ну нет! С этим покончено. В Лувре я больше не ночую. Привидение — и вдруг спит в кресле. Это же чистейшая нелепость!

— Но ведь необходимо, чтобы ты знал мои намерения в отношении Марго и ее мужа, — воскликнул король. — Ты гасконец. При наваррском дворе мое письмо наделает шуму. Тебя станут расспрашивать; надо, чтобы ты мог отвечать. Черт побери! Ты же будешь моим послом. Я не хочу, чтоб у тебя был глупый вид.

— Боже мой! — произнес Шико, пожимая плечами. — До чего же ты не сообразителен, великий король! Как! Ты воображаешь, что я повезу какое-то письмо за двести пятьдесят лье, не зная, что в нем написано? Будь спокоен! На первом же повороте, под первым же деревом, где я остановлюсь, я вскрою твое письмо. Как это возможно? В течение десяти лет ты шлешь послов во все концы и так плохо их знаешь? Ну, ладно. Отдохни душой и телом, а я возвращаюсь в свое убежище.

— А где оно?

— На кладбище Невинно убиенных, великий король.

Генрих взглянул на Шико с удивлением, не сходившим, впрочем, с его лица в течение тех двух часов, что они беседовали.

— Ты этого не ожидал, правда? — сказал Шико, берясь за фетровую шляпу. — А ведь ты недаром вступил в сношение с существом из другого мира! Договорились: завтра жди меня самого или моего посланца.

— Хорошо, но надо, чтобы у твоего посланца был какой-нибудь пароль — должны же здесь знать, что он действительно от тебя, чтобы впустить его ко мне.

— Отлично: если я сам приду, то все в порядке, если придет мой посланец, то по поручению тени .

И с этими словами он исчез так незаметно, что суеверный Генрих остался в некотором недоумении: а может быть, и вправду не живое тело, а бесплотная тень выскользнула за дверь таким образом, что она даже не скрипнула, и скрылась за портьерой, на которой не шевельнулась ни одна складка?

Да не посетуют на нас те из читателей, которые из склонности своей к чудесному поверили бы, что мы возымели дерзость ввести в свое повествование призрак. Шико был существом из плоти и крови. Высказав, по своему обыкновению под видом насмешек и шуток, всю ту правду, которую ему хотелось довести до сведения короля, он покинул дворец.

Вот как сложилась его судьба.

После смерти друзей короля, после того, как начались смуты и заговоры, возбуждаемые Гизами, Шико призадумался.

Храбрый и беспечный, как хорошо известно читателю, он тем не менее весьма дорожил жизнью: она забавляла его, как забавляет все избранные натуры.

В этом мире одни дураки скучают и ждут развлечений на том свете.