Александр Дюма - Дюма. Том 04. Королева Марго

Лицо герцога пошло пятнами, он весь затрепетал и стиснул руку Генриха, умоляя отказаться от этого решения, которое губило его самого.

— Вот что! Неужели, вы думаете, это повлечет за собой столько несчастий? — с наигранным добродушием заметил Генрих. — Мне кажется, что, заручившись словом короля, я смогу обещать заговорщикам сохранить жизнь.

— Слово короля Карла Девятого? Генрих, разве он не давал слова адмиралу? Разве он не дал его и Телиньи? Да, наконец, вам лично? Говорю вам, Генрих: поступив так, вы всех погубите; не только гугенотов, но и всех тех, кто был с ними в косвенных или прямых сношениях.

Генрих с минуту как будто размышлял.

— Если бы я был королевским принцем, имеющим значение при дворе, — сказал он, — я бы поступил иначе. Например, будь я на вашем месте, Франсуа, то есть принцем французского царствующего дома, возможным наследником престола…

Франсуа иронически покачал головой.

— Как бы поступили вы на моем месте? — спросил он.

— На вашем месте я бы стал во главе движения, чтобы направлять его, — ответил Генрих. — Тогда мое имя, мой политический вес были бы порукой перед моею совестью за жизнь мятежников, и я бы извлек пользу прежде всего для себя, а может быть, и для короля из предприятия, которое в противном случае может нанести величайший вред Франции.

Герцог слушал Генриха с такой радостью, что всякое напряжение исчезло с его лица.

— И вы думаете, — спросил он, — что такой образ действий осуществим и избавит нас от тех бедствий, которые вы предсказываете?

— Да, таково мое мнение, — ответил Генрих. — Гугеноты любят вас. Ваши скромные манеры , ваше высокое и в то же время внушающее участие положение, наконец, ваше всегдашнее благоволение к приверженцам протестантской веры побудят их служить вам.

— Нов протестантской партии раскол, — сказал герцог. — Будут ли за меня ваши сторонники?

— Я берусь уговорить их благодаря двум обстоятельствам.

— Каким же?

— Во-первых, благодаря доверию их вождей ко мне; во-вторых, благодаря их страху за свою участь, так как ваше величество, зная их имена…

— Но кто же мне скажет их имена?

— Я, святая пятница!

— И вы это сделаете?

— Послушайте, Франсуа, я уже сказал вам, что из всего здешнего двора я не люблю никого, кроме вас; происходит это, несомненно, оттого, что вас преследуют так же, как и меня; да и моя жена никого так не любит, как вас…

Франсуа покраснел от удовольствия.

— Поверьте, брат мой, — продолжал Генрих, — возьмите это дело в свои руки и царствуйте в Наварре. И если вы обеспечите мне место за вашим столом и хороший лес для охоты, я почту себя счастливым.

— Царствовать в Наварре! — сказал герцог. — Но если…герцог Анжуйский будет провозглашен польским королем, да? Я за вас договариваю вашу мысль.

Франсуа с некоторым страхом посмотрел на Генриха.

— Так слушайте, Франсуа! — продолжал Генрих. — Поскольку от вас ничто не скрыто, я выскажу свои соображения на эту тему: предположим, герцог Анжуйский становится королем Польским, а в это время наш брат Карл — от чего храни его Бог! — умирает, то ведь от По до Парижа двести лье, тогда как от" Варшавы до Парижа — четыреста: следовательно, вы будете здесь и наследуете Карлу, когда король Польский только еще узнает, что французский престол свободен. После этого, Франсуа, если вы будете довольны мной, вы мне вернете Наваррское королевство, которое будет лишь зубцом в вашей короне; и только при этом условии я его приму. Худшее, что может с вами быть, — это остаться королем в Наварре и сделаться там родоначальником новой династии, продолжая жить по-семейному со мной и с моей семьей. А кто вы здесь? Несчастный, преследуемый принц, жалкий третий сын, раб двух старших, которого по любой прихоти могут засадить в Бастилию.

— Да-да, — ответил Франсуа, — я это чувствую так же хорошо, как плохо понимаю, почему вы сами отказываетесь от этого плана и предлагаете его мне. Неужели у вас ничего не бьется здесь?

И герцог Алансонский прижал руку к груди Генриха.

— Бывают ноши не в подъем, — ответил, улыбаясь, Генрих, — а этот груз я даже не стану пытаться поднимать. Я так боюсь самого усилия, что у меня пропадает всякое желание завладеть грузом.

— Итак, Генрих, вы действительно отказываетесь?

— Я сказал это де Муи и повторяю вам.

— Но в таких делах, мой милый брат, не только говорят, а доказывают делом.

Генрих вздохнул свободно, как борец, почувствовавший, что противник начинает поддаваться.

— Я это и докажу сегодня же, — ответил он. — В девять часов вечера и список вождей, и план их действий будут у вас. Акт о моем отречении я уже вручил де Муи.

Франсуа взял руку Генриха и с чувством пожал ее обеими руками.

В эту минуту к герцогу Алансонскому вошла Екатерина, и, как обычно, без доклада.

— Вместе! Как два любящих брата! — улыбаясь, сказала королева-мать.

— Надеюсь! — ответил Генрих с полным самообладанием, тогда как герцог Алансонский побледнел от страха.

Затем Генрих отошел на несколько шагов, чтобы дать Екатерине возможность поговорить с сыном не стесняясь.

Королева-мать вынула из своей сумочки дорогую, превосходно сделанную застежку.

— Эта вещица изготовлена во Флоренции, — сказала Екатерина сыну, — я дарю вам ее, чтобы носить на поясе и пристегивать к ней шпагу. — Затем шепотом прибавила: — Если сегодня вечером вы услышите шум в комнате вашего зятя Генриха, не выходите.

Франсуа сжал руку матери:

— Не разрешите ли показать ему застежку, которую вы мне подарили?

— Можете сделать еще лучше: подарите от вас и от меня, потому что я заказала для него такую же.

— Слышите, Генрих, — сказал Франсуа, — моя милая матушка принесла мне эту драгоценную вещичку и делает ее еще драгоценнее, разрешая подарить вам.

Генрих пришел в восторг от красоты застежки и рассыпался в благодарностях. Когда его излияния иссякли, Екатерина сказала сыну:

— Я чувствую себя немного нездоровой и пойду лягу; брат ваш Карл очень устал после охоты и тоже ляжет спать. Поэтому сегодня вечером семейного ужина не будет, а всем подадут ужин в комнаты. Ах, Генрих! Я и забыла похвалить вас за ваше мужество и ловкость: вы спасли жизнь вашему королю и брату! Вы будете вознаграждены за это.

— Ваше величество, я уже вознагражден! — ответил с поклоном Генрих.

— Сознанием исполненного долга? — молвила Екатерина. — Этого недостаточно; будьте уверены, что мы с Карлом не останемся в долгу и что-нибудь придумаем!

— От вас, мадам, и от моего дорогого брата Карла все будет принято, как благо.

И, раскланявшись, он вышел.

"Эге, братец Франсуа! — подумал, выйдя, Генрих. — Теперь я уверен, что уеду не один и что заговор, имевший пока тело, будет иметь и голову. Но необходимо быть настороже. Екатерина сделала мне подарок, Екатерина обещала мне награду: тут скрыта какая-то дьявольская штука! Надо сегодня вечером поговорить с Марго".