Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

— Нет, Диана, всех его сокровищ и всей его власти мало, чтобы возместить им такую утрату.

— Не бойтесь, друг мой: Франциск де Монморанси смотрит на это, слава Богу, иначе, нежели вы, и предпочтет вашей бедной Диане деревянную палку маршала. Я же, когда он согласится на эту славную замену, постепенно подготовлю короля… Я напомню ему о наших родственных узах с домом д’Эксмесов, о ваших личных подвигах, Габриэль… — Она умолкла. — Боже, пьеса, кажется, идет к концу!

— Пять действий! До чего она коротка! — огорчился Габриэль. — Вы правы, вот и Эпилог, сейчас он изложит мораль комедии.

— Хорошо еще, что мы успели поговорить почти обо всем…

— Нет, я вам не сказал и тысячной доли…

— Да и я тоже, — ответила Диана, — благосклонность королевы…

— О, злая! — перебил ее Габриэль.

— Злая — это та, которая вам улыбалась, а не я, которая вас отчитывает, слышите? Больше не говорите с нею сегодня, друг мой, так я хочу!

— Вы хотите? Как вы добры! Я не буду с нею говорить… Но вот и пьесе конец! До свидания! Скажите мне на прощание хоть одно слово, чтобы оно подбодрило и утешило меня!

— До скорого свидания, Габриэль! Твоя навеки, мой муженек, — радостно шепнула Диана остолбеневшему Габриэлю.

И она исчезла в шумной, бурлящей толпе. Габриэль тоже незаметно улизнул, чтобы, согласно обещанию, избежать встречи с королевой… Вышел он из Лувра в глубоком убеждении, что Антуан де Баиф — великий человек и что никогда он еще не присутствовал на спектакле, который бы доставил ему такое громадное удовольствие.

В передней к нему подошел поджидавший его Мартин Герр. Его новый костюм так и блистал.

— Ну что, видели герцогиню Ангулемскую, господин виконт? — спросил оруженосец своего господина, коща они вышли на улицу.

— Видел, — рассеянно ответил Габриэль.

— И что же, герцогиня Ангулемская все еще любит господина виконта? — продолжал Мартин Герр, видя, что Габриэль в хорошем настроении.

— Бездельник! — крикнул Габриэль. — Кто это тебе сказал? С чего ты взял, что госпожа де Кастро любит меня или что я люблю госпожу де Кастро? Ни слова об этом, плут!

— Ладно, — пробормотал Мартин. — Господина виконта любят, иначе бы он тяжело вздохнул и не стал бы кричать на меня… Да и сам господин виконт влюблен, иначе заметил бы, что я в новом костюме!

— Что ты мне толкуешь про костюм?.. А ведь и вправду, на тебе его раньше не было.

— Не было, господин виконт. Я купил его нынче вечером, чтобы оказать честь моему господину и его госпоже, да еще заплатил наличными.

— Хорошо, болтун, раз ты потратился на меня, я возмещу тебе этот расход.

— О господин виконт, какое великодушие! Но господин виконт желает скрыть от меня свою тайну, а в то же время дает еще одно доказательство, что он любим и любит. Так легко опустошить кошелек может только влюбленный…

— Пусть так, но молчи наконец, Мартин.

— Предоставляю вас, господин виконт, вашим думам.

Габриэль и в самом деле так размечтался, что, вернувшись домой, почувствовал властную потребность поделиться с кем-нибудь своими мечтами и в тот вечер написал Алоизе:

"Добрая моя Алоиза, Диана любит меня! Но нет, не с этого нужно было начать. Моя добрая Алоиза, приезжай ко мне; после шестилетней разлуки мне не терпится тебя обнять. Теперь я крепко стою на ногах. Я — капитан королевской гвардии, а это один из самых завидных военных чинов. Все это поможет мне восстановить честь и славу имени, завещанного мне предками. Ты и для этого нужна мне, Алоиза. Нужна, наконец, и потому, что я счастлив, ибо, повторяю, меня любит Диана, да, да, прежняя Диана, подруга моего детства, которая не забыла своей доброй Алоизы, хотя и называет своим отцом короля. Так вот, Алоиза: дочь короля и герцогини де Валантинуа, вдова герцога де Кастро никогда не забывала и в своем сердце всегда любила своего безвестного друга из Вимутье. Она мне призналась в этом час назад, и ее сладостный голос еще звучит в моем сердце. Так приезжай же, Алоиза!

Право же, я так счастлив, что не в силах сносить одиночество".

7 июня в полном составе заседал Королевский совет. Рядом с Генрихом II и принцами крови расположились коннетабль Анн де Монморанси, кардинал Лотарингский и его брат Карл де Гиз, архиепископ Реймский, канцлер Оливье де Лаквиль, президент Бертран, граф Омальский, графы Седан, Юмьер и Сент-Андре с сыном.

Виконт д’Эксмес в качестве капитана гвардии стоял у дверей с обнаженной шпагой.

Весь интерес заседания, как и всегда, заключался в своеобразном состязании в честолюбии между домами Монморанси и Гизов, представленных в Совете на сей раз самим коннетаблем и кардиналом.

— Государь, — говорил кардинал Лотарингский, — опасность велика, враг у ворот. Огромная армия скапливается во Фландрии, и завтра же Филипп Второй может вторгнуться на нашу территорию, а Мария Английская — объявить нам войну. Государь, тут нужен бесстрашный полководец, молодой и сильный, который бы мог действовать смело и решительно и одно имя которого уже приводило бы в трепет испанца.

— Каково, например, имя вашего брата, господина де Гиза, — иронически вставил Монморанси.

— Да, таково имя моего брата, вы правы, — отрезал кардинал, — таково имя победителя при Меце, Ренти и Валенцы. Да, государь, именно герцога де Гиза необходимо как можно скорее отозвать из Италии, где он испытывает недостаток в средствах, где ему только что пришлось снять осаду Чивителлы и где он и его армия превращаются в никому не нужную обузу, тогда как здесь они послужили бы верным оплотом против вторжения чужеземцев.

Король небрежно повернулся в сторону коннетабля, как бы говоря ему: ваше слово.

— Государь, — заговорил г-н де Монморанси, — отзовите армию, тем более что это блистательное завоевание Италии, как я и предсказывал, кончается смехотворно. Но для чего вам ее предводить? Посмотрите, какие известия получены с севера: на границе с Нидерландами все спокойно; Филипп Второй трепещет, Мария Английская безмолвствует. От вас зависит возобновить перемирие, государь, или продиктовать условия мира. Вам нужен не полководец, действующий очертя голову, а министр, опытный и благоразумный, не ослепляемый честолюбивым пылом молодости, способный заложить основы достойного и почетного для Франции прочного мира.

— Нужен такой министр, например, как сам господин коннетабль, — язвительно вставил кардинал Лотарингский.

— Да, как я! — надменно вскинулся Анн де Монморанси. —

Я открыто советую королю не волноваться из-за какой-то там войны, вести которую придется лишь в том случае, если он сам пожелает воевать. Внутренние дела, состояние финансов, интересы религии заслуживают гораздо большего внимания; и рассудительный дипломат нам нужен сейчас во сто раз больше, чем самый предприимчивый военачальник.