Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

— Итак, — заключил коннетабль, — вы все же намерены пойти к королю.

— Да, намерена.

— Хорошо! Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня.

— Воля ваша, сударь.

Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.

— Вот что, Мартин, — говорил в тот же день и почти в тот же час Габриэль своему оруженосцу, — я должен пойти произвести обход и вернусь домой лишь через два часа. А ты, Мартин, будь через час в обычном месте и жди письма, важного письма, которое, как всегда, передаст Жасента. Принеси мне его не мешкая. Понял?

— Понятно, господин виконт, но должен просить у вас милости.

— Слушаю.

— Дайте мне гвардейца в провожатые, господин виконт, заклинаю вас.

— Гвардейца в провожатые? Что за новое безумство? Чего ты боишься?

— Себя самого, господин виконт, — жалобным тоном ответил Мартин. — По-видимому, я в эту ночь опять набезобразничал. До сих пор никогда не был ни пьяницей, ни игроком, ни драчуном. А теперь я распутник! Поверите ли, сударь, я имел низость попытаться в эту ночь похитить женщину! Да, похитить! К несчастью, или, вернее, к счастью, меня задержали, и, если бы не мое имя и не ваш авторитет, пришлось бы мне ночевать в тюрьме.

— Но как же, Мартин? Приснилось это тебе или в самом деле нашло на тебя такое затмение?

— Приснилось? Вот протокол, господин виконт. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дьявола забавляло принимать мое обличье. Но вы же первый разуверили меня в этом, а к тому же я больше не встречаю своего призрака-двойника. Мой духовник тоже разуверил меня в этом… И теперь нарушителем всех законов, преступником, нечестивцем и негодяем оказываюсь я, как все меня уверяют. Ну что ж, и я в это верю… Лишь вам одному я смею сказать, что я одержимый, что иногда в меня вселяется бес…

— Да нет же, мой бедный Мартин, — смеясь, возразил Габриэль, — как я замечаю, ты просто с некоторых пор стал прикладываться к бутылочке, и тогда у тебя двоится в глазах.

— Но я пью одну только воду, господин виконт, только воду! Разве что здешняя вода из Сены ударяет мне в голову.

— Ну, а в тот вечер, коща тебя отнесли пьяного на паперть?

— Боже мой, да я в тот вечер мирно улегся спать, утром встал такой же непорочный, как лег, и только от вас узнал, как провел ночь. То же самое повторилось и в ту ночь, когда я поранил великолепного стража… То же самое было и вчера, когда я совершил это мерзейшее покушение!.. А между тем по моей просьбе Жером запирает меня снаружи на засов, ставни же я скрепляю тройной цепью! Но ничего не помогает. Видимо, я среди ночи встаю и начинаю жить гнусной жизнью лунатика. Проснувшись, я спрашиваю себя: "Что я за ночь натворил?" Выхожу, узнаю об этом от вас или из рапортов сторожей и тут же иду облегчить свою совесть исповедью. А духовник из-за непрерывных моих грехов уже отказывается их отпускать. Я только тем и утешаюсь, что пощусь и ежедневно по нескольку часов умерщвляю свою плоть, изо всех сил бичую себя плеткой. Но предвижу, что все-таки умру нераскаявшимся грешником.

— Надейся лучше, Мартин, на то, что полоса эта кончится и ты станешь прежним Мартином, благоразумным и степенным, — сказал виконт. — А до тех пор выслушай своего хозяина и точно исполни его приказ. Разве могу я дать тебе провожатого? Ты ведь прекрасно знаешь, что это строжайшая тайна и посвящен в нее только ты.

— Будьте уверены, господин виконт, я сделаю все, что в моих силах. Но я не могу за себя ручаться, предупреждаю вас.

— Право же, Мартин, это мне надоело! Да почему же?

— Потому, что у меня случаются провалы в памяти, господин виконт. Например, я думаю, что я где-то в одном месте, а оказывается, я в другом; я думаю одно, а делаю другое. Недавно на меня наложили эпитимью: прочитать тридцать раз "Отче наш" и тридцать — "Богородицу". Я решил ее утроить и остался в церкви Сен-Жерве, где более двух часов перебирал четки. И что же? Возвращаюсь сюда и узнаю, что вы посылали меня отнести записку и что я даже принес на нее ответ. А на другой день Жасента бранит меня за то, что я накануне слишком вольно вел себя с нею. И так повторялось трижды, господин виконт! Как же вы хотите, чтобы я на себя полагался? Наверняка иной раз в моей шкуре сидит кто-то другой вместо мэтра Мартина…

— Хорошо, за все буду отвечать я, — нетерпеливо сказал Габриэль. — До сих пор ты умело и точно исполнял мои распоряжения, а поэтому и сегодня окажешься молодцом. И знай, что ответ этот принесет мне счастье или же ввергнет в отчаяние.

— О, господин виконт, если бы только не эти дьявольские козни!..

— Ты опять за свое! — перебил его Габриэль. — Мне надо уходить, а ты отправляйся через час. И вот еще что: ты знаешь, что со дня на день я жду из Нормандии кормилицу Алоизу. Если она приедет в мое отсутствие, отведи ей комнату, смежную с моей, и прими ее как хозяйку дома. Запомнишь?

— Запомню, господин виконт.

— Итак, Мартин: быстрота, тайна, а главное — присутствие духа.

Мартин ответил глубоким вздохом, и Габриэль вышел из дома.

Через два часа, рассеянный и озабоченный, он вернулся обратно, но, увидев Мартина, тут же рванулся к нему, выхватил у него из рук письмо, жестом отпустил его и принялся читать:

"Возблагодарим Бога, Габриэль, король уступил, мы будем счастливы. Вы, вероятно, слыхали уже о прибытии из Англии герольда, объявившего нам войну от имени королевы Марии, а также о крупном наступлении, готовящемся во Фландрии. Эти два события, грозные, может быть, для Франции, благоприятствуют нашей любви, Габриэль, потому что усиливают влияние молодого герцога де Гиза и ослабляют влияние старого Монморанси. Король еще колебался, но я молила его. Я сказала, что Вы вернулись ко мне, что Вы человек знатный и доблестный… я Вас назвала — будь что будет!..

Король, прямо ничего не обещав, ответил, что подумает; что так как государственные интересы здесь уж не столь обязательны, то жестоко было бы с его стороны губить мое счастье; что он сможет дать Франциску де Монморанси возмещение, которым тот вполне удовлетворится. Он не обещал ничего, но сделает все. О, Вы полюбите его, Габриэль, как я его люблю, моего дорогого отца, который претворит в действительность нашу шестилетнюю мечту! Мне столько надо Вам сказать, а на бумаге слова так холодны! Слушайте, друг мой, приходите сюда сегодня в шесть вечера, во время заседания Совета. Жасента проводит Вас ко мне, и в нашем распоряжении будет целый час для беседы о лучезарном грядущем, открывающемся перед нами. К тому же я предвижу, что Вы будете участвовать во фландрской кампании. Вам придется, увы, проделать ее, чтобы исполнить свой воинский долг и заслужить меня, любящую Вас так нежно. О Боже, я ведь Вас очень люблю. К чему теперь это скрывать от Вас? Приходите же, чтобы я увидела, так ли Вы счастливы, как Ваша Диана".