Сомерсет Моэм - Рассказы

В течение двадцати лет Том играл на скачках и в азартные игры, волочился за самыми красивыми девушками, танцевал, ел в самых дорогих ресторанах и превосходно одевался. Он всегда выглядел с иголочки. Хотя ему было сорок шесть лет, вы никогда не дали бы ему больше тридцати пяти. Он был самый забавный спутник, и даже если вы знали, что он совершенно ничего не стоит, вы не могли не наслаждаться его обществом. Он всегда был в хорошем настроении, никогда не унывал и обладал невероятным шармом. Я никогда не испытывал неудовольствия, несмотря на все контрибуции, которые он взимал с меня на своё проживание. Я не мог одолжить ему пятьдесят фунтов, не испытывая чувства, что я у него в долгу. Том Рамсей знал всех, и все знали Тома Рамсея. Его невозможно было одобрить, но невозможно было не любить.

Джордж Рамсей, только годом старше своего шалопая-братца, выглядел на шестьдесят. У него ни разу за четверть века не было отпуска дольше, чем в две недели в году. Он был в своём офисе каждое утро в 9-30 и никогда не уходил раньше шести. Он был честным, трудолюбивым и стоящим. У него была хорошая жена, которой он никогда не был неверен даже в мыслях, и четыре дочери, для которых он был лучшим отцом. Он привык откладывать треть своего дохода и планировал выйти на пенсию в пятьдесят пять лет и жить в маленьком домике в деревне, где он собирался ухаживать за своим садиком и играть в гольф. Его жизнь была безупречна. Он был рад, что стареет, потому что Том старел тоже. Он потирал руки и говорил:

- Всё было в порядке, пока Том был молод и хорошо выглядел, но он только на год моложе, чем я. Через четыре года ему будет пятьдесят. И тогда его жизнь не покажется ему такой лёгкой. Я же скоплю тридцать тысяч фунтов к тому времени, как мне стукнет пятьдесят. Двадцать пять лет я говорил, что Том кончит жизнь в сточной канаве. И посмотрим, как ему это понравится. Мы посмотрим, что лучше: работать или бездельничать.

Бедняга Джордж, я симпатизировал ему. Я раздумывал, как бы выудить у него, какую ещё бесчестную вещь совершил Том. Джордж был очевидно очень удручён.

- Знаешь, что случилось? – спросил он.

Я приготовился к худшему. Я размышлял, не попал ли Том, наконец, в руки полиции. Джордж с трудом заставил себя говорить.

- Нельзя отрицать, что всю мою жизнь я тяжело трудился, был достойным, респектабельным и честным. После жизни, исполненной трудолюбия и бережливости, я могу надеяться на отдых с небольшим доходом в надёжных ценных бумагах. Я всегда исполнял мои обязанности в том месте, куда Провидению было угодно направить меня.

- Это правда.

- И нельзя отрицать, что Том был ленивым, ничего не стоящим, беспутным, бесчестным негодяем. Если бы существовало хоть какое-то правосудие, он был бы в тюрьме.

- И это правда.

Джордж покраснел.

- Несколько недель назад он обручился с женщиной, годящейся ему в матери. А теперь она умерла и оставила ему всё, что имеет. Полмиллиона фунтов, яхту, дом в Лондоне и поместье.

Джордж Рамсей ударил кулаком по столу.

- Это нечестно, говорю тебе, это нечестно. Чёрт побери, это нечестно.

Я не мог удержаться. Я разразился смехом, как только увидел разгневанное лицо Джорджа, я покатился на своём стуле, я почти упал на пол. Джордж никогда меня не простил. Но Том частенько приглашает меня на превосходные обеды в своём очаровательном доме в Мейфайре, и он время от времени берёт у меня взаймы, скорее в силу привычки. Соверен, не больше.

Я заметил, что она поглядывала на меня во время представления, и в ответ на её кивки в антракте подошёл и сел рядом. Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, и, думаю, я едва ли узнал бы её, если бы кто-нибудь упомянул её имя. Она живо обратилась ко мне:

- Да, много лет прошло с тех пор, как мы познакомились. Как летит время! Никто из нас не помолодел. А Вы помните, как мы встретились? Вы пригласили меня на ланч.

Помнил ли я?

Это случилось двадцать лет назад, когда я жил в Париже. Я снимал крошечную квартирку, выходившую на кладбище в латинском квартале, и заработков моих хватало разве что лишь на то, чтоб удержать душу в бренном теле. Она прочитала мою книжку и написала мне об этом. Я ответил благодарственным письмом и вскоре получил от неё второе письмо с сообщением, что она на днях будет в Париже и будет рада побеседовать со мной, однако времени у неё в обрез и она свободна только в следующий четверг. Она намеревается провести утро в Люксембургском саду, так что не мог бы я угостить её лёгким ланчем у Фойе? Фойе – ресторан, в котором обедают французские сенаторы, и цены там настолько превышали мои возможности, что я прежде и не думал заходить туда. Но я был польщён, к тому же слишком молод и ещё не научился отвечать женщине отказом. Замечу в скобках, что немногие мужчины получают этот навык прежде, чем становятся настолько стары, что женщина не придаёт их отказу никакого значения. У меня оставалось ещё 80 франков (золотых франков) до конца месяца, а скромный ланч стоил не более, чем пятнадцать. Если бы я отказался от кофе на ближайшие две недели, мне бы вполне хватило оставшихся денег.

Я ответил своей подруге по переписке, что встречусь с ней у Фойе в четверг в пол первого. Она была не так молода, как я ожидал, и имела вид скорее импозантный, чем привлекательный. Фактически ей было за сорок (очаровательный возраст, но уже не тот, что может вызвать внезапную опустошающую страсть с первого взгляда), и у меня сложилось впечатление, что её рот чересчур полон зубов, куда более крупных, безупречных и белых, чем необходимо. Она была болтлива, но, пока она болтала обо мне, я был готов довольствоваться ролью внимательного слушателя.

Я испугался, когда принесли меню, потому что цены были много выше, чем я ожидал. Но она ободрила меня:

- Я никогда ничего не ем во время ланча.

- О, не говорите так! – щедро откликнулся я.

- Я никогда не ем больше, чем одно блюдо. Я думаю, в наши дни люди слишком много едят. Может быть, чуть-чуть рыбы. Интересно, есть ли у них лососина?

Сезон лососины ещё не начался, и её не было в меню, но я спросил официанта, и он ответил, что к ним только что поступила прекрасная сёмга, самая первая в этом году. Я заказал порцию для моей спутницы. Официант спросил, не желает ли она съесть что-нибудь, пока готовится сёмга.

- О, нет, - ответила она, - я никогда не ем больше одного блюда. Вот если бы у вас была чёрная икра. Я не отказалась бы от икры.

Сердце ёкнуло у меня в груди. Я знал, что не могу позволить икры, но как бы я сказал об этом? Я велел официанту принести икру. Себе же я заказал самоё дешёвое блюдо в меню – баранью котлету.

- Я думаю, Вы напрасно едите мясо, - сказала она. - Не понимаю, как Вы собираетесь работать после того, как наедитесь тяжёлой пищи. Никогда не позволяла себе перегрузить желудок.