Александр Дюма - Собрание сочинений в 50 т. Том 50 (2001). Рассказы

Наконец местные жители и чужестранцы сошлись.

Первое, что хотели выяснить туземцы, из какой страны прибыли моряки.

Матросы поспешили ответить, что они голландцы, и представились несчастными купцами, чье судно погибло в огне; затем в свою очередь они спросили, нельзя ли путем обмена получить какую-нибудь еду, крайне им необходимую.

Тем временем островитяне, казавшиеся далеко не робкими, продолжали двигаться к лагерю; но, поскольку их было всего трое, им не препятствовали.

Однако осторожный капитан расстелил паруса поверх весел, образовывавших палубу, чтобы дикарям не удалось посмотреть, что находится в глубине шлюпки.

Эта предосторожность обеспокоила туземцев; они простодушно спросили, есть ли у потерпевших крушение какое-нибудь оружие.

Бонтеку ответил, что, к счастью, каждый матрос смог спасти свой мушкет, порох и пули.

И, показав на часть шлюпки, покрытую парусами, он добавил:

— Оружие находится там.

Туземцам очень хотелось приподнять паруса, но они не осмелились.

Видя, что им не удастся удовлетворить свое любопытство на этот счет, трое островитян простились с голландцами, сообщив им, что принесут риса и кур.

Порывшись во всех карманах, матросы с большим трудом собрали восемьдесят реалов.

Через три четверти часа островитяне вернулись с вареными курами и вареным рисом.

Им дали денег из общего кошелька, и они, казалось, были довольны оплатой.

После этого капитан призвал своих людей принять самый безмятежный вид, какой только возможно, и спокойно есть.

Трое островитян присутствовали при обеде гостей.

Голландцы попытались задать островитянам несколько вопросов, чтобы выяснить, где они находятся.

Они в самом деле оказались на Суматре, как и предполагал капитан.

На вопрос о расположении Явы туземцы взмахом руки указали направление.

Итак, моряки более или менее верно определили свое местонахождение.

Единственное, чего теперь не хватало команде, была провизия, причем в количестве, достаточном для восстановления утраченных сил.

Капитан решил пойти на риск, чтобы ее раздобыть.

Для этого надо было всего лишь подняться по реке и добраться до видневшейся вдалеке деревушки.

Капитан собрал все оставшиеся деньги и с четырьмя матросами сел в маленькую пирогу.

Оказавшись в деревне, он без труда получил провизию, которую тотчас же отправил своим людям, с тем чтобы Рол распределил еду поровну.

Что касается его самого, он остался в деревне, решив отдохнуть там и поесть.

Затем, покончив с едой и не обращая внимания на островитян, не спускавших с него глаз ни на минуту, пока он ел, капитан купил буйвола и приготовился увести его с собой.

Но животное было таким диким, что преодолеть его сопротивление оказалось невозможным.

Тогда, поскольку день клонился к вечеру, четверо матросов предложили Бонтеку остаться в деревне до следующего утра, когда, говорили они, будет легче справиться с буйволом и отвести его в лагерь.

Бонтеку это совершенно не устраивало, но настаивать на их возвращении он не стал, объявив им только, что отправится в лагерь в тот же вечер, даже если ему придется вернуться одному.

Четыре матроса попросили капитана извинить их: сославшись на усталость, они хотели бы воспользоваться только что полученным разрешением остаться в деревне.

Так что капитан ушел один.

На берегу реки он обнаружил множество туземцев, столпившихся вокруг пироги, которая привезла его сюда.

Казалось, они оживленно спорили.

Капитан понял, что одни хотели его задержать, другие готовы были отпустить.

Минуты были решающими: малейшее колебание могло все погубить.

Бонтеку направился к туземцам, взял за руки первых попавшихся двоих, и подтолкнул их вперед с видом человека, имеющего на это право.

Островитяне повиновались, не выказывая открытого сопротивления, но все же с явной неохотой и угрожающе посматривая на Бонтеку; оказавшись в лодке, один из них уселся спереди, другой — сзади, и оба принялись грести.

У каждого за поясом был крис.

Поместившись в середине лодки, капитан внимательно следил за ними и надеялся взглядом удержать их на месте.

Примерно на третьей части пути тот, кто сидел на корме пироги, встал, подошел к Бонтеку и знаками объяснил ему, что он не станет грести, пока тот не даст ему денег.

Бонтеку достал из кармана мелкую монетку и протянул туземцу.

Островитянин взял ее, несколько мгновений разглядывал с недоверчивым видом, потом завернул в уголок тряпки, служившей ему поясом.

Затем он снова сел.

Тогда настала очередь того, кто находился на носу.

Снова разыгралась та же сцена.

Как и в случае с первым, Бонтеку достал монету того же достоинства и отдал ее второму гребцу.

Тот разглядывал ее еще дольше и еще более недоверчиво, чем его товарищ, переводя глаза то на деньги, то на человека и, очевидно, задаваясь следующим вопросом: «Должен ли я взять деньги? Должен ли я убить человека?»

Убить человека ему было так же легко, как взять деньги: он был вооружен, а Бонтеку безоружен.

Капитан ни на мгновение не спускал глаз с дикаря, читая все его мысли, и, хотя он выглядел совершенно невозмутимым, сердце его бешено колотилось.

Тем временем они продолжали спускаться по реке, причем быстро: их увлекал за собой отлив.

Они проделали примерно половину пути, когда два проводника вначале обменялись несколькими словами, а затем заговорили горячо и оживленно, что встревожило храброго капитана.

Было ясно, что эти два человека замышляют какой-то заговор и, как ему показалось по их жестам, речь идет о том, чтобы броситься на него с двух сторон и убить.

Бонтеку мысленно обратился к Богу с молитвой, и, поскольку в ту же минуту на ум ему пришла причудливая идея, он нисколько не сомневался в том, что она послана ему Богом.

Идея состояла в том, чтобы начать петь.

И он принялся очень громко распевать веселую голландскую песню.

При этих неожиданных звуках, таких мощных, что они пробудили эхо в лесах по берегам реки, два дикаря от всей души расхохотались, так широко разевая рты, что Бонтеку мог бы заглянуть им в глотку.

Пирога между тем продолжала быстро скользить по реке; через несколько минут капитан увидел шлюпку и понял, что он спасен.

Но он не прекратил своего пения: оно должно было и отвлекать обоих его проводников, и оповестить лагерь о его возвращении.

И в самом деле, когда наиболее высокие ноты (Бонтеку не слишком заботился о том, чтобы петь верно, лишь бы быть услышанным) достигли слуха матросов, каждый из них бросил свое занятие и прибежал на берег реки.

Вот теперь Бонтеку мог приказывать, и он велел обоим островитянам перейти на нос пироги, чтобы можно было одновременно держать их в поле зрения и таким образом избежать любой неожиданности.